Здесь Алеша сделал себе маленький подарок — украдкой взглянул на госпожу Нинетти, прелестной козочкой летавшую между столиков.
— Глядите, глядите, я был прав! — снова дернул его штабс-ротмистр. — Они спрашивают, он отвечает.
Австрийские разведчики внимательно слушали архивариуса, который с благожелательной улыбкой им что-то рассказывал. Один раз прервался, посмотрел вверх, как бы что-то припоминая, и продолжил.
— Ходячая энциклопедия. Помнит наизусть. Что у них есть, чего нет. Знает всех информантов, — короткими фразами нашептывал князь, тщетно пытаясь разобрать по губам хоть какие-то слова. — Сейчас ответит. Может выполнить заказ или нет…
Жубер переглянулся с Зоммером, они пошептались. Глава биржи кивнул и сказал что-то, отчего австрийцы сразу заулыбались.
Романов снова отвлекся.
Клара порхала по залу, будто нимфа по райскому лугу, где вокруг не столы с бутылками и не облизывающиеся самцы, а серафимы с херувимами да чудесные кущи. По лицу танцовщицы скользила мечтательная полуулыбка.
— Видали, а? — возбужденно шепнул Козловский.
— О да! — горячо ответил Алеша и спохватился — князь показывал на Зоммера.
Майор Фекеш протягивал коммерсанту какой-то конверт. Тот заглянул внутрь, небрежно кивнул, спрятал в карман.
— Чек! Это аванс. Значит, заявка принята. Эх, хоть бы одним глазком… Глядите, Фекеш шампанское заказывает! У, гадина!
— Ужасная, — согласился Романов, глядя не на майора, а на чрезвычайно неприятного господина, перед которым госпожа Нинетти что-то слишком надолго задержалась, будто танцевала персонально для него.
За самым лучшим столиком, у окна, с видом на озеро, в полном одиночестве восседал субтильный уродец надменного вида. Его подкрученные усы торчали двумя ятаганами, эспаньолка напоминала острие копья, в бутоньерке элегантного фрака алела роза. Чем дольше Клара танцевала перед этим смехотворным щеголем, тем неприятнее казался Алеше весь его облик. Особенно жилы, набухшие на лысом черепе, выпученные рыбьи глаза и неестественно длинные пальцы, которыми незнакомец чистил апельсин — будто потрошил маленькое живое существо.
Картинка 11
Криво улыбнувшись тонкими губами, человечек бросил танцовщице свою розу. Клара поймала ее на лету, поцеловала и пристроила себе за ухо.
Тут и музыка стихла. Под крики и аплодисменты вакханка подсела за столик к мерзкому карлику. Он наполнил ей бокал шампанским, щелкнул пальцами — подсеменил лакей, неся газовую накидку и бархатные туфельки. Все с жадным любопытством наблюдали за эффектной парой. Когда недомерок опустился на одно колено и бережно надел Кларе туфельки, ресторан приглушенно зашумел.
К кипящему от возмущения Алеше подошел распорядитель Лоди.
— Через минуту ваш выход.
— Кто этот фигляр?
Синьор Лоди всплеснул руками, от ужаса его акцент стал сильнее.
— Как вы можете! Это мсье Д'Арборио! Первый поэт Италии! Современный Данте! Великий патриот!
Алеша нахмурился. Про Рафаэля Д'Арборио он, конечно, слышал, даже читал его изысканные поэмы в русском переводе, но кто бы мог подумать, что любимец декадентствующей публики до такой степени нехорош собой и… гадок, да-да, гадок!
Распорядитель снова объявил «петербургского казака». Пора было выходить.
Едва русские появились на сцене, Фекеш с Воячеком и еще несколько человек из зала (должно быть, германские и австрийские подданные) демонстративно вышли. Стоящий у выхода Лютиков проводил их ленивым взглядом.
Зоммер и его помощник остались сидеть. Они о чем-то сосредоточенно разговаривали, на певца не смотрели. Но всё это Романов заметил вскользь, краешком глаза. Внимание его было целиком сосредоточено на столике Клары Нинетти. Спеть нужно было так, чтобы она отвернулась от своего тролля и забыла о нем, покоренная музыкой.
— «Луны волшебной полосы», — велел Алеша аккомпаниатору.
И запел, как прежде не пел никогда, даже для Симы Чегодаевой, воспоминание о которой именно в эту светлую минуту перестало терзать его сердце — раз и навсегда.
На первой же строфе Клара обернулась, сначала рассеянно. Потом, когда певец нежно призвал подругу спеть с ним в два голоса, обернулась еще раз. И больше уже на своего кавалера не смотрела. Ее взгляд стал нежным, глаза повлажнели. Всё шло просто замечательно!
Мерзкий гном почуял неладное, нахмурился. Что, съел, лапша итальянская? Поэзия — не самый главный из видов искусства. Особенно, когда нужно воздействовать на женскую душу.
После страстного зова, заставляющего кровь слушательницы быстрей струиться по жилам, следовало пробудить в ней чувствительность и сострадание.
Вторым номером, после оглушительных аплодисментов, Алеша затянул «Лучинушку». Ничего, что Клара не понимала слов. Что это за песня, в которой текст требует перевода? И так ясно: погибает человек без любимой, жизнь не мила, и спасти его от гибели в сей роковой миг может лишь взаимность.
На глазах у танцовщицы выступили крупные слезы. Поняла, она поняла!!!
Всецело захваченный музыкой, певец не видел ничего кроме этих сияющих, направленных только на него глаз. Он не заметил, как поднялся и направился к выходу Зоммер, как выкатили инвалида, как аккомпаниатор кивнул Лютикову.
Тот пропустил мимо себя президента биржи со всей его свитой, плавно развернулся на каблуке, двинулся следом.
Задание у Лютикова и Никашидзе было такое: проверить, нельзя ли захватить Зоммера поздним вечером, когда он возвращается с ужина к себе на виллу.
У входа почтенного коммерсанта поджидали два авто: роскошный «роллс-ройс» и американский «форд-фаэтон» для охраны.
Завидев патрона, шофер «роллс-ройса» выскочил навстречу. Двое охранников, дежуривших у подъезда, встали справа и слева. Остальные, явно действуя по инструкции, сопроводили Зоммера и Жубера до машины, после чего сели в «форд».
С места оба автомобиля тронулись одновременно. Лютиков, внимательно наблюдавший весь этот балет из-за колонны, сорвался с места и нырнул в открытую дверцу «бельвилля», стоявшего в стороне.
— Грамотно работают, — заметил Никашидзе, заводя мотор, — Видал, как они все сектора прикрыли, когда объект усаживали?
Уголовник сплюнул:
— Мартышки дрессированные. Чую, возни будет…
«Бельвилль» длинной черной тенью пролетел по аллее, за воротами пристроился на умеренной дистанции от «форда».
Фар Никашидзе включать не стал.
— Всё записывай, — сказал он. — Секунда в секунду. Я говорю, ты глядишь на хронометр — и в блокнот.
— Не учи ученого.
— Какой ты ученый? Урка с Лиговки, — беззлобно проворчал грузин. — Пиши: скинул скорость до двадцати, повернул налево…