В зале закричали:
— Bravo, Romanoff!
«Делонэ-бельвилль» с погашенными фарами остановился в темном пустом переулке. Не хлопнув дверцами, вышли трое мужчин, одетых в черное и оттого почти не различимых во мраке.
Первый вышагивал налегке, грациозной кошачьей походкой. За ним вразвалочку шел второй, неся на плече тяжелую сумку. У третьего, огромного детины медвежьих пропорций, в руке тоже была большущая сумка, но пустая.
Переулок вывел троицу к высокой каменной стене. Не обменявшись ни единым словом, подозрительная компания повернула направо, проследовала мимо наглухо запертых ворот и остановилась у старого дуба. Дерево росло шагах в десяти от стены.
Здесь человек-кошка, он же агент первого разряда Георгий Никашидзе, надел специальные перчатки со стальными когтями и очень сноровисто вскарабкался на дерево. Булошников и Лютиков, присев на корточки, с интересом наблюдали за действиями своего товарища.
Тот пребывал в отличном расположении духа. Этот человек очень любил свою работу. По давней привычке, приступив к делу, он бормотал под нос какое-нибудь стихотворение из тех, что сохранила его память с гимназических лет. Дальше третьего класса чрезмерно резвый мальчуган не поднялся, поэтому стихов запомнил немного, но превосходно обходился и этим скромным репертуаром.
Залезая на дерево, он шептал: «У лукоморья дуб зеленый».
Распутывая бечеву: «Златая цепь на дубе том».
«Златая цепь» с тихим шелестом рассекла воздух, железный крюк зацепился за кромку стены. Без лязга, без скрежета — крюк был в чехле из прорезиненной ткани.
С ловкостью акробата «волкодав» перелез по веревке с дуба на стену, распластался там и стал изучать обстановку.
Его взору открылся чудесный сад: пальмы, благоуханные тропические кусты, клумбы, стеклянные оранжереи. Но флора агента не заинтересовала. Повертев головой, он определил местоположение часовых. Один прохаживался у входа в дом. Второй стоял у ворот.
«И днем и ночью кот ученый всё ходит по цепи кругом», — прошептал грузин и, пригнувшись, беззвучно пробежал по стене налево.
«…Идет направо — песнь заводит, налево — сказку говорит…»
Остановился над воротами, примерился, прыгнул сверху точно на плечи дозорному. Короткий удар кулаком, в котором зажата свинчатка.
«Там тишина, там леший бродит…»
Охранник, дежуривший у дверей виллы, что-то услышал.
— Cosa c'e, Gino? [24]
Держа карабин наготове, осторожно двинулся по аллее к воротам. Прижавшийся к мохнатому стволу пальмы агент вынул метательный нож, взвесил на руке и с сожалением спрятал обратно. Губы Никашидзе были плотно сжаты. Лира временно умолкла.
Картинка 15
— Gino! Gino! — всё громче звал часовой. Лязгнул затвор.
Больше ждать было нельзя.
Скакнув из засады, агент ударил охранника в висок, подхватил тело, аккуратно уложил на дорожку.
Прежде чем открыть ворота, щедро полил засов маслом из бутылочки.
Соратников Никашидзе приветствовал словами:
— «И тридцать витязей прекрасных чредой из вод выходят ясных…»
В приоткрывшуюся щель нырнул Лютиков, за ним протиснулся Булошников. У него настроение тоже было отменное.
— Господи, отвык в штанах ходить, — хихикнул богатырь.
Грузин посоветовал:
— А ты сними.
Посмеиваясь, агенты перебежали к дому. Сзади враскачку шествовал Лютиков.
Все ставни первого этажа были закрыты, но сквозь жалюзи просачивался свет — охрана бодрствовала. Потрогали дверь — на замке.
— «Избушка там на курьих ножках стоит без окон, без дверей», — почесал затылок Никашидзе.
А в ресторане «Гранд-отеля», испепеляя взглядом ненавистного итальянца, Алеша в эту самую минуту пел про отраду, что живет в высоком терему, куда нет ходу никому.
На словах: «Я знаю, у красотки есть сторож у крыльца, но он не загородит дорогу молодца» — Клара испуганно схватилась за сердце и помотала головкой.
Романов зловеще усмехнулся. Дела соперника были плохи.
Бравому Никашидзе пришла в голову отличная идея.
— Джино! Джино! — заорал он во всю глотку, стараясь произносить непонятное слово в точности, как часовой.
Черт знает, что оно значило. Может «шухер!», а может просто «Эй, ты чего?».
Так или иначе, сработало.
Дверь приоткрылась, высунулась усатая башка, сердито что-то крикнула в темноту. Вероятно: «Какого беса ты разорался?»
Было очень удобно взять болвана сбоку двумя пальцами за кадык, выдернуть из дверного проема и швырнуть со ступенек вниз, ну а там клиента принял Васька Булошников. Кулачина у него — никакой свинчатки не надо.
Ничего так получилось, довольно тихо. А главное, дверь теперь была открыта.
Туда-то Никашидзе и ввинтился.
Богато, но скучно, определил он про себя убранство дома.
Дубовая обшивка, тусклые картинки на стенах, всюду цветы в горшках и кадках. Ну да — ведь Зоммер ботаник, любитель экзотических растений.
Наверх вела лестница с ковром тоскливой расцветки. Никашидзе подумал, что когда ему надоест лихая служба и он женится на богатой невесте, в доме у него всё будет не так. Жить надо ярко, красиво, с блеском, с позолотой. Если ковры, так не черно-бурые, а желтые, красные и голубые.
— Не суйтесь! Не ваша работа! — шикнул он на своих напарников, которым тоже не терпелось попасть в дом.
Еще наделают шуму, черти косолапые.
Никашидзе прислушался.
Откуда это бубнеж доносится?
Ага, из-под лестницы!
Прошуршав каучуковыми подошвами по ковру, «волкодав» замер у приоткрытой дверцы, за которой находилась комната — очевидно, предназначенная для охраны.
Там находились двое. О чем они говорят, Никашидзе понять не мог, но по мелодичности речи догадался, что это итальянский.
Очень осторожно заглянул внутрь.
Один чернявый, рубаха расстегнута на волосатой груди, из-под мышки торчит рукоятка «маузера». Другой наклонился над столом, читает газету. Кобура на поясе, застегнутая. Да хоть бы и расстегнутая, это ничего бы не изменило. Не надо поворачиваться спиной к двери, когда находишься в карауле.
Агент сделал три быстрых шага. Чернявого рубанул ребром левой по уху, второго успокоил ударом свинчатки. Никашидзе одинаково хорошо владел обеими руками.