— Что за публика? — настороженно спросил Романов. От Лавра Козловского можно было ожидать каких угодно сюрпризов.
Опасения немедленно подтвердились.
— Отчаянные декаденты вроде тебя. Любители выть на Луну, стреляться, вешаться и все такое.
— Господин ротмистр! — Романов вспылил, даже приподнялся со стула. — Сколько можно?!. Простите, ваше превосходительство.
И сел обратно, под хихиканье князя и пофыркиванье генерала. Лишь Шахов не присоединился к веселью.
— Ваше превосходительство, — тихо, но с нажимом сказал он. — Позволю себе напомнить: вы обещали обеспечить Алине надежную защиту.
Жуковский посерьезнел.
— Прапорщик, тут еще вот что. Если немцы узнают, что Алина Шахова раскрыта… Ну, вы понимаете. Возможно, захотят обрубить концы. Во всяком случае, это было бы логично. Ваша задача не только обнаружить контакт, но и обеспечить безопасность девушки.
Подполковник поднялся, подошел к Алексею и заглянул ему в лицо. В глазах Шахова (теперь Романов отчетливо это разглядел) горело безумие.
— Молодой человек, я умоляю вас! Алиночка государственная преступница, но… это моя девочка! Сберегите ее! Она несчастна, она больна! Если с ней что-нибудь…
И не договорил, отвернулся. Подполковника бил кашель.
Пасмурный августовский вечер. Белесые тени за окном пустой квартиры в конце Большого проспекта на Васильевском острове. Из обстановки только стул да несколько ящиков. В углу большой ворох разноцветной одежды, будто украденной из театральной гримерки: балахоны, широченные блузы, широкополые шляпы, шутовские колпаки, маскарадные личины. Струйка голубого дыма из переполненной пепельницы.
— …Без тебя знаю, что эгофутуристы и декаденты не одно и то же, — огрызнулся князь, взбивая Алексею короткие волосы проволочной щеткой. — Не нужно считать меня солдафоном. Но шушера, которая собирается в этом кабаре, вроде как сама по себе. Не вполне декаденты и враждуют с футуристами. Они называют себя «эпатисты». Только не спрашивай меня, что это такое и в чем суть. Эпатировать буржуазную публику, наверно, хотят. Кабак действительно оригинальный. Сам увидишь. Разодеты все — парад мертвецов, бунт в сумасшедшем доме.
— Поэтому ты и нарядил меня пугалом?
Из кучи тряпья ротмистр, собственноручно готовивший Романова к внедрению, выбрал хламиду ядовитого желтого цвета, штаны в красно-зеленую полоску и мушкетерскую шляпу с облезлым пером. Оставалось лишь удивляться, откуда в реквизитной Жандармского корпуса взялась подобная дрянь.
— Боюсь, недостаточно. — Козловский смотрел на дело своих рук с сомнением. — Знаешь, что такое дресс-код и фас-контроль?
— Это когда в дорогом ресторане или клубе встречают по одежке. Кто неприлично выглядит — от ворот поворот.
— Вот-вот. Только у «Детей Луны» всё шиворот-навыворот… Нет, чего-то не хватает… Саранцев! — крикнул ротмистр в сторону кухни, где сидели филеры. — Сколько у нас времени? Где объект? Донесения были?
Из коридора выглянул старший филерской группы Саранцев, самый опытный из сотрудников Козловского.
— Только что Зайкин звонил, ваше благородие. С Николаевской набережной. Там близко 4-е почтовое телеграфное отделение, так он догадался с платного телефона позвонить. Говорит, девица сидит, на воду смотрит. Сорок минут уже.
— Никто к ней не подходил?
— Пока нет.
Романов с отвращением потрогал торчащие дыбом волосы.
— Может, зря ты меня уродуешь? Скорее всего у Шаховой встреча с резидентом там, на набережной, и назначена.
— Хорошо бы, конечно. Там его ребята и взяли бы. Только вряд ли. — Козловский вздохнул. — Это у девчонки привычка такая. Вчера тоже, прежде чем в клуб прийти, битый час сидела, на реку смотрела. Да и не дураки немцы устраивать рандеву на открытом месте. Встреча будет в кабаре, это точно… Что бы на тебя еще такое нацепить?
Он прохромал к реквизиту, стал раскладывать одежду на полу, больше было негде.
Квартиру для проведения операции сняли сегодня и никак не оборудовали, только телефон протянули. Ни мебели, ни черта — хоть в кегли на полу играй. Зато из окна видно клуб «Дети Луны», унылое здание складского типа. На красном кирпиче фасада большими буквами по-русски и по-немецки начертано:
«Т-во БЕКЕРЪ
С.-Петербург — Берлинъ
Рояли, пианино, пианолы»
Алеша уже знал, что раньше, до немецких погромов, там действительно находился склад музыкальных инструментов. В столице многие заведения, раньше принадлежавшие германским и австрийским фирмам, теперь сдаются за бесценок.
— Арендный договор заключен полгода назад, на имя владельца кабаре. Про него я тебе еще не рассказывал…
Времени на подготовку к операции было мало, поэтому экипировку приходилось совмещать с инструктажем и введением в курс дела.
— Это субъект из породы людей, кому сейчас раздолье. Сам знаешь, сколько на Руси-матушке развелось любителей половить стерлядку в мутной воде. Откуда их столько повылазило! Владелец этого вертепа в мирной жизни был антрепренером и импресарио всяких-разных затей легкого жанра. Оперетки, буффонадки, антрепризки и прочее подобное. Подвизался все больше в глубинке, где публика попроще. Теперь же заделался иностранцем. Уругвайско-подданный. Или парагвайско? Я читал сводку, да запамятовал. В общем, что-то знойное, южноамериканское.
— Правда? — заинтересовался Романов, никогда не видавший живых уругвайцев и тем более парагвайцев. — У них там какой язык — испанский?
— Наверно. Но этот господин вряд ли знает по-испански хоть слово. Он такой же парагваец, как мы с тобой. За месяц, прошедший между выстрелом в Сараеве и объявлением всеобщей мобилизации, кое-кто из жителей Российской империи сообразил поменять подданство. Консулы некоторых нейтральных стран сделали на этом неплохую коммерцию.
— Этот тип стал южноамериканцем, чтобы не идти в армию?
— Разумеется. Одни в окопах гибнут, другие жиреют. Как солдаты говорят: кому война, а кому мать родна.
— А как его зовут?
— Смотря где. Черт! — Козловский решил украсить наряд «эпатиста», стал пришивать к рукаву золотую бумажную звезду, но с иголкой управлялся неважно и уколол себе палец. — …В «Детях Луны» его зовут Каином. Там почти у всех какие-нибудь дурацкие прозвища, одно инфернальней другого. Одевается господин Каин соответственно: черный фрак с красной подкладкой, черная полумаска. Но «Дети Луны» не единственное его предприятие. У него есть кабаре «Ше-суа» — совсем в другом роде: безо всякой декадентщины, развеселое, для неизысканной, но денежной публики. Там он обычно носит розовый смокинг с искрой и зовется «дон Хулио». А еще прохиндею принадлежит ресторан — то есть, пардон, трапезная «Русь святая». Это заведение для патриотической публики, близ Таврического дворца. Туда ходят депутаты из крайне правых, много офицеров, военных чиновников. В «Руси святой» владельца называют «Ульян Фомич» (между прочим, это его настоящее имя-отчество), и носит он френч военного покроя.