Когда солнце стало подбираться к западному горизонту — переговоры и впрямь затянулись — стороны пришли к некоему соглашению. Закрепив его на бумаге, отметили это дело праздничным ужином — на все двести пятьдесят человек…
Солнце зашло, и на бархат тропического неба кто-то щедрой рукой высыпал пригоршню звезд-бриллиантов. Губернаторы, вежливо отказавшись от приглашения остаться на борту «Гардарики» или переночевать в городе, отправились на «Экюель». А Галка, сидя на планшире и держась рукой за вантину, смотрела на звезды.
Помнится, едва ли не самым первым ее впечатлением от этого мира был торжественно сияющий Млечный Путь. Пять с лишним лет не жизни, а выживания из кого угодно выбьют романтическую пыль. Но Галка так и не разучилась восхищаться великолепием этого зрелища. В общем-то, не сохрани она в себе эту способность восхищаться красотой мира и мечтать, ничего бы этого не было. Ни ограбления Картахены на двадцать с лишним лет раньше, ни захвата Сен-Доменга, ни, тем более, провозглашения его независимым государством. В Мэйне на какое-то — и весьма недолгое — время появилась бы женщина-пиратка. И закончила бы она свои дни в лучшем случае в бою. А в худшем — не стоит описывать. Но эта мечта превратила обыкновенную, в общем-то, бандитку в сильного руководителя, за которым пошли никогда не признававшие ничьей власти пираты.
Галка не только нашла свой курс. Она обрела и свою гавань.
Надолго ли?
19
— Что, трудно быть демиургом?
Влад, ни дать ни взять, думал о том же: надолго ли? И у него были целых две причины для волнения: Исабель и дочка. Пропадет он — им тоже не выжить.
— Демиургом… — хмыкнула Галка, не без сожаления отрываясь от зрелища Млечного Пути — на него она могла бы смотреть хоть вечность. — Скорее щенком, брошенным в воду и не желающим тонуть.
— А что, есть разница? — усмехнулся Влад. — Лично для меня — нет.
— Тогда что же тебе не нравится, братан? — Галка хитро прищурилась. В скудном свете кормового фонаря ее лицо казалось отлитым из светлой бронзы. Тропический загар тогда был не в моде, но во всем, что касалось внешности, она плевала на условности, сохраняя право быть собой.
— Я не уверен, что французы согласятся принять твое предложение.
— Ну… Я в этом тоже не на сто пудов уверена, но все-таки… Ты бы отказался пригрести чужими руками такой шикарный островок, как Куба? И за компанию получить весь технологический цикл по производству нарезных пушек — в обмен на признание независимости и поставки лотарингской руды? Или на целых двадцать лет поиметь нехилые торговые льготы?
— Вряд ли, — с улыбкой ответил Влад. — А ты бы смирилась, если бы у тебя из-под носа увели такой жирный кусок, как Гаити, да еще условия при этом ставили?
— При большом желании и адекватной замене — пожалуй, смирилась бы.
— Ну ты, блин, политик, — хмыкнул Влад. — Честное слово, сколько тебя знаю, до сих пор привыкнуть не могу. Откуда в тебе это?
— Что — это?
— Умение убедить человека в своей правоте, даже если ты врешь.
— Ну, брат, это и есть самый главный компонент для успешной карьеры политика, — негромко рассмеялась Галка. И тут же, прекратив смеяться, призналась: — А ты в курсе, как меня сегодня перетрясло? Причем не один раз. Месье Бертран… Удивляюсь, как он раньше нас не раскусил.
— Он до последнего не верил, что ты решишься, — сказал Влад. — Да тут никто на твоем месте не решился бы. Вице-губернаторство в кармане, чего еще надо?
— А у меня запросы чуть побольше, чем у Моргана.
— У тебя… Ведь это Билли настаивал на варианте с независимым государством, а не ты.
— Я предпочитаю не столько говорить, сколько делать. Ну а Билли — он же вне себя от счастья. — Галка улыбнулась. — Сбылась его — и не только его — давняя мечта. Не зависеть больше от капризов левой пятки дяди за океаном, а строить жизнь по своему усмотрению… Правда, Причард предупредил, что не всем капитанам это придется по душе…
— А чего ты хотела? Мало кто из братвы захочет ради своей гавани пожертвовать хоть каплей своей вольницы.
— Насчет «мало кто» ты чуток погорячился, но все равно этого не миновать… А, ладно! — Галка махнула рукой. — Можно подумать, это единственная проблема, которая нам светит в ближайшем будущем. А своя гавань… Многие парни прямо говорят: вот это именно то, за что и сдохнуть не стыдно.
— Парни — понятно. А за что готова умереть ты?
— Блин, и ты тоже взял моду задавать неудобные вопросы, — рассмеялась Галка. — Научила на свою голову!.. За что я готова умереть, спрашиваешь? — совершенно серьезно сказала она пару секунд спустя. — За будущее для Жано, для твоей Кати, для других детей. За то, чтобы страна, в которой им предстоит жить, не стала для них диким лесом, где каждый шаг — это борьба за выживание. За то, чтобы они могли учиться, чтобы стали по-настоящему знающими людьми, и тогда им не будет страшна никакая лапша на уши. Помнишь, как Ефремов в «Часе быка» писал? «Нельзя быть свободными и невежественными». Тысячу раз прав был старик. А если нам удастся воплотить этот девиз в жизнь и не погибнуть, то тогда можно будет сказать, что мы жили не напрасно.
— Как говорил герой другой известной книги: «Не слишком ли сильно сказано?» [76] — Влад еще в своем родном двадцать первом веке устал от «сильных фраз» с нулевым содержанием, сыпавшихся из уст разного рода деятелей.
— Знаешь, братец, — проговорила Галка, — бывают ситуации, когда пафос уместен. Просто подзатаскали его, используя по делу и без дела.
— А, — протянул Влад, уже с юмором. — Прости, я, грешным делом, подумал, будто ты заболела профессиональной болезнью наших политиков.
— У меня иммунитет на этот вирус. — Галка хихикнула, вспомнив родину. И тут же мотнула головой: кажется, подступает очередной приступ мигрени, и пора на боковую. А то так совсем сгореть недолго. — Ладно, брат, пошла я баиньки. Тебе тоже советую выспаться — завтра денек будет ничем не лучше этого.
— Да уж, выпроваживать из города всю контору Вест-Индской компании… Не завидую, — искренне посочувствовал Влад. — Ну все, спокойной ночи… сестренка.
Самый лучший способ для политика-ничтожества доказать свою значимость и незаменимость — убедить народ, что при его власти люди живут в сущем раю. А раз для построения рая в отдельно взятой стране клепок в голове не хватает, то существует один испытанный метод: показывать людям всяческие ужастики. Там что-то взорвалось, упало, затонуло, а там вообще стреляют. В общем, пипл, живите и радуйтесь, что у вас всего этого нет. Пока нет.
Я еще в своем времени задавала ярым либералам один вопрос. Ответа, который не вызывал бы у меня дикий хохот, я так и не услышала. А вопрос таков: почему при тоталитарной советской власти, под тяжелой пятой «кровавой гэбни», население росло, а при суперположительных демократах и «свободе слова» — народ попросту вымирает? И ведь не только в Украине. Сказки про то, что аборты в Союзе не делали вообще, чуть ли не под страхом смертной казни, — полная фигня. У моей матери могло бы быть четверо братьев или сестер, но бабушка решила, что ей достаточно одного ребенка. И никто ее за это в КГБ за шиворот не тащил… А биологи давно дали бы ответ: популяция вида уменьшается при изменении условий проживания этого самого вида к худшему… Надеюсь, дальше пояснять не надо?