Нижний зал был наполнен солдатами, стражниками, слугами, их женами и всеми прочими, вплоть до конюхов и горничных.
— Почему ты так смотришь на пустое кресло Дорилис? — спросила Кассандра.
— Мне на мгновение показалось, будто она сидит там, — с беспокойством пробормотал Эллерт. На самом деле ему примерещилась странная бело-голубая вспышка, мелькнувшая в воздухе. «Я устал и начинаю бояться любой тени, — подумал он. — Это всего лишь переутомление после осады».
Дом Микел наклонился к Маргали, спросив у нее, что могло задержать Дорилис. Потом кивнул, поднялся со своего места и обратился к собравшимся:
— Мои благородные гости и верные подданные! Возблагодарим богов за то, что армии, осаждавшие нашу твердыню, рассеялись без остатка. Разрушенное будет отстроено заново, раны затянутся, и сердца возрадуются.
Он поднял кубок:
— Сначала мы выпьем за тех, кто отдал жизнь в этой войне!
Эллерт встал вместе с остальными и молча выпил, отдав честь погибшим.
— Теперь я буду говорить о живых, — продолжал лорд Алдаран. — Объявляю, что дети тех, кто погиб при осаде замка, будут воспитываться в моем доме или в семьях моих вассалов, соответственно роду и званию погибшего, простому или благородному.
Раздались благодарственные крики, славившие лорда Алдарана. Потом он снова заговорил:
— Далее, если вдовы погибших пожелают снова выйти замуж, управляющие постараются найти им достойных мужей. Если же они не выкажут такого желания, то могут жить в моем замке, будучи обеспеченными до конца своих дней.
Последовала новая волна приветственных возгласов.
— А теперь давайте есть и пить. Но сначала мы выпьем за того, кто возглавлял оборону, — за моего приемного сына Донела из Рокравена, мужа моей дочери Дорилис, леди замка Алдаран.
— Хорошо бы Дорилис была здесь и слышала, какие почести ей оказывают, — прошептала Кассандра, пока гремели приветствия в честь Донела.
— Не знаю, — отозвался Эллерт. — По-моему, она уж слишком гордится своей силой и положением.
Дом Микел взглянул на Эллерта и Кассандру:
— Я с радостью пригласил бы тебя остаться, кузен, и помочь мне привести мой Домен в порядок. Однако не сомневаюсь, что вскоре тебя призовут в Тендару. После смерти твоего брата ты остался главным наследником Домена Элхалинов.
Взгляд старого лорда стал осторожным. Алдаран понимал, что отныне имеет дело не просто с родичем благородной крови, но с будущим правителем, с которым ему в дальнейшем придется строить сложные дипломатические отношения, — с лордом Хастуром, который мог занять трон Тендары еще до середины лета.
— Надеюсь, мы навсегда сохраним дружеские отношения, родич.
— Я тоже надеюсь, что Алдаран и Тендара отныне будут связаны узами дружбы, — искренне ответил Эллерт. Но на сердце у него было тяжело. «Неужели я больше никогда не смогу познать радости обычной дружбы, простых человеческих отношений?» Эта мысль угнетала его.
— Нам потребуется не менее полугода на расчистку руин башни, — продолжал дом Микел. — И возможно, вдвое больше времени уйдет на ее восстановление, если мы будем строить обычными методами. Как думаешь, Донел, не стоит ли нам пригласить работников матриксного круга из Трамонтаны или Нижних Земель?
Донел кивнул:
— Нам нужно подумать о людях, изгнанных из своих жилищ с приходом врага. Весенний сев уже задержался; если откладывать и дальше, то осенью может начаться голод.
— Да будет так, — согласился дом Микел. — Мы отстроим башню заново с помощью матрикса. Это обойдется недешево, но послужит к вящей славе замка Алдаран. Когда здесь будут править ваши дети, им понадобится наблюдательный пункт, господствующий над окружающей местностью… хотя думаю, пройдет еще много времени, прежде чем кто-либо осмелится снова двинуть свои армии против цитадели Алдаранов!
— Да будет этот день далек от нас, — сказал Донел. — Надеюсь, ты еще много лет будешь править Алдараном.
Он встал и поклонился.
— С твоего разрешения, отец… — Он отошел к женскому столу, где сидела Рената. — Пошли, любимая, нам пора поговорить с лордом Алдараном. Когда Дорилис присоединится к нам, он будет знать правду, и мы наконец избавимся от недомолвок.
Рената улыбнулась и взяла предложенную ей руку. Часть ее существа чувствовала себя обнаженной и беззащитной в присутствии такого количества людей, но она понимала, что это цена, которую приходится платить за любовь. Она могла уехать, вернуться к семье, когда Донел женился на другой. Обычная женщина, чтущая традиции, так бы и поступила. Но Рената решила остаться здесь как барраганья Донела и не стыдилась этого. Что же мешает ей преодолеть небольшое расстояние между женским столом и креслом лорда Алдарана?
Эллерт с тревогой наблюдал за ними, пытаясь представить себе, что произойдет, когда Рената и Дорилис встретятся лицом к лицу… Нет! Дорилис здесь не было, она еще не вошла в зал! Однако его ларан показывал странные, расплывчатые образы Дорилис, лиц других, искаженных ужасом и страданием… Он начал подниматься со своего места, но потом с отчаянием осознал, что ничего не может поделать. Еще ничего не случилось, но крики и замешательство, вызванные лараном, уже парализовали волю Эллерта. Заморгав и оглядевшись по сторонам, он увидел настоящий зал, услышал оживленные голоса гостей.
— Я очень люблю Дорилис, — между тем говорила Рената. — За все блага мира я не стала бы наступать на край ее платья, и мне по-прежнему кажется, что нам рано говорить об этом, пока она еще не излечилась от пороговой болезни.
— Но если она сама это выяснит, то очень рассердится, и будет совершенно права, — возразил Донел, увлекая Ренату к высокому столу. — Мы должны сказать отцу, даже если Дорилис придется еще немного подождать.
— Что ты хочешь сказать моему отцу, о чем не хотел бы говорить мне, о муж мой?
Высокий девичий голос нарушил тишину, разбив ее как хрустальный бокал. Дорилис, в праздничном голубом платье, с аккуратно уложенными волосами, вошла в праздничный зал, глядя прямо перед собой и двигаясь словно во сне. Эллерт и Маргали поднялись с мест. Дом Микел протянул руки к дочери.
— Мое дорогое дитя, я так рад, что ты поправилась и смогла присоединиться к нам… — начал он, но девушка не обратила внимания на его слова. Ее взор оставался неподвижно устремленным на Донела и Ренату, рука об руку стоявших перед ней.
— Как ты посмела так говорить обо мне, Рената! — неожиданно выкрикнула Дорилис.
Рената не могла скрыть тревоги, отразившейся на ее лице, однако улыбнулась:
— Моя милая, я не говорила о тебе ничего, кроме хорошего. Если мы о чем-то умалчивали, то лишь ради того, чтобы не причинять тебе лишнего беспокойства, пока ты еще не совсем поправилась.