— Ох, — говорит женщина, отталкивая камеру, когда мы подходим к столику. — Зачем ты показываешь такие гадости? — Она бьет фотографа по плечу, но это скорее игривый жест, словно она говорит: на самом деле ты мне нравишься, хотя и показываешь мерзкие снимки, а может, даже наоборот: ты мне нравишься именно потому, что показываешь мерзкие снимки.
— Чем Дейв удивляет на этот раз? — интересуется Джо.
— Снимком зверски убитого бездомного, — лаконично отвечает фотограф — видимо, его и зовут Дейвом.
— Ух ты, круто! — говорит Джо. — Я бы купил. Ты ведь знаешь, у нас теперь новая фишка. Гангренозные ноги. Змеиные укусы. Идеальный вариант — статья о путешественниках-экстремалах, с которыми что-то такое случилось. Классное приключение!
— Ничего себе приключение — змеиный укус или смерть от ожогов! А этого еще и сильно порезали, особенно лицо. И пальцы отрезали.
— Вы и в самом деле публикуете такое?! — ужасается Турецкий Огурец. Ему явно не хочется смотреть на убитого бездомного.
— У нас мужской журнал. — Джо пожимает плечами. — Мужчинам свойственна жестокость… — Он поспешно добавляет: — Я не говорю, что она не свойственна женщинам!
— Просто женщины лучше скрывают свои порывы, — говорю я. Все поворачиваются ко мне и дружно застывают при виде Ленивца. Турецкий Огурец широко улыбается. Я поднимаю руку — как школьница, которая хочет, чтобы ее вызвали к доске. — Привет! Я Зинзи.
— Извините, ребята. Зинзи — моя подруга, помните, я вам рассказывал? — Джо — мастер преуменьшения. — Зинзи Декабрь. Раньше мы с ней вместе работали. — И вместе спали. И вместе принимали наркотики. Вместе спали, принимая наркотики за совместной работой. На самом деле наши отношения были очень простыми.
Девушка-с-Пирсингом двигается, и мы подсаживаемся к ней на обитую бархатом банкетку. Джо знакомит меня со всеми. Передо мной — сливки музыкальной журналистики плюс Турецкий Огурец, которого, оказывается, зовут Генри. Как я и предполагала, Дейв оказывается фотографом из отдела новостей «Дневной правды», хотя он снимает и музыкантов. Предпочитает джаз, но четыре года подряд снимает и музыкальный фестиваль «Оппикоппи». Кроме того, Дейв продает свои снимки многим глянцевым журналам. Генри отвечает за связи с социальными сетями в одном мелком рекламном агентстве; на самом деле он занимается почти исключительно музыкантами. Джо специально его пригласил. Он заранее предупредил меня по телефону:
— Генри часто тусуется с Сонгвезой. Знает про нее всю подноготную.
Девушка-с-Пирсингом — музыкальная журналистка, которая специализируется на хардкоре. Кроме того, она горделиво сообщает всем, что воспитывает двухлетнего сынишку, которого она называет «топозавриком».
— Джульетта пишет для всех, — поясняет Джо. — Буквально для всех. Ее статьи появляются и в «Биллборде», и в «Спине», и в «Музыкальном автомате».
Девушка-с-Пирсингом, она же Джульетта, притворно скромно машет рукой. Значит, она и правда считает себя такой крутой.
— Чем ты сейчас занимаешься, Зинзи? — дружелюбно спрашивает она, наклоняясь вперед. Ее слова и жесты, видимо, призваны убедить меня в том, что она мне сочувствует. В ее голосе я улавливаю покровительственные нотки.
— Нахожу потерянные вещи.
— Например, краденое? — оживляется Генри. — На той неделе обокрали дом моих родителей; унесли дедушкины часы. Старинные, с цепочкой, им уже сто два года…
— Нет, краденым не занимаюсь. Ищу только потери: ключи от машин, пропавшие завещания…
— За деньги? — Генри разглядывает меня как диковинку — как будто перед ним сидит не человек, а тостер со встроенным МР3-плеером.
— За свои услуги я беру умеренную плату.
Он вдруг оживляется:
— А знаешь, ты могла бы неплохо устроиться в доме престарелых. Там ведь живут старики в маразме и с этой болезнью, при которой все забывают… Как ее?
— Альцгеймер, — говорит Девушка-с-Пирсингом.
— Вот именно! Старики же без конца все теряют! Ты находишь им потерянные вещи, они тебе платят и тут же забывают, что заплатили. С них можно брать плату сколько угодно раз!
— По-моему, так ничего не получится, — возражает Девушка-с-Пирсингом, которая явно решила взять меня под свое покровительство. — Правда ведь, Зинзи?
— Кто знает, что получится, а что — нет, — говорю я, все больше раздражаясь.
— Скажи, а тебя… обследовали? Брали какие-нибудь анализы?
— Люди — подопытные кролики! — воодушевленно восклицает Генри. — Кстати, некоторые в самом деле получают Кроликов… Путаница полная!
— В США, Австралии, Иране и некоторых других странах зоолюдям делают полное обследование, с головы до ног. Делают магнитно-резонансную томографию, исследуют мозг, эндокринную систему. Наши права защищает конституция Южно-Африканской Республики.
Кроме того, от полного медосмотра нас ограждает непомерная дороговизна всех этих мерзких анализов. Государственные средства гораздо интереснее тратить на другое — например, на подводные лодки с ядерными боеголовками или на подкуп чиновников. Зоолюдям делают несколько основных анализов, чтобы выявить шави, но в целом полагаются на доклады социальных работников и полицейских, а также на демонстрацию твоих способностей.
— Как поживают твои родители? Ты по-прежнему… — Джо умолкает, понимая, что подошел слишком близко к краю пропасти.
— Все в порядке, Джо. Время от времени я их гуглю. Кажется, у них все нормально. Они по-прежнему в разводе. Мама теперь живет в Цюрихе. Папа — в Кейптауне; преподает теорию кино богатеньким студентам, которых больше интересуют спецэффекты, чем подтекст.
— Не знал, что они… В общем, замнем.
— Давно… Еще до суда.
Над столом повисает неловкое молчание. Постепенно оно переходит в свободное падение, достигает конечной скорости и продолжает падать.
— Джованни говорил, вы снова пишете! — восклицает Девушка-с-Пирсингом. Будучи профессиональным интервьюером, она, наверное, привыкла оживлять разговоры, которые заходят в тупик. — О музыке? Вы ведь поэтому сегодня сюда пришли?
— Хочу написать книгу. Так сказать, энциклопедию о молодежной субкультуре Йоханнесбурга. И о музыке, и о моде, и о технике. — Я вру так убедительно, что сама себе верю. А что? Может, и получится… Идея вполне плодотворная.
— Уже заключила договор с издательством?
— Начинаю с серии статей для «Кредо». Посмотрим, что получится.
— Для «Кредо»? Я с ними сотрудничала. Они замечательные! Тебе нравится Линдиве?
— Она замечательная, — отвечаю я, хотя еще не зашла настолько далеко, чтобы связаться с главным редактором «Кредо». Надо будет позвонить ей, кстати.
Дальше беседа катится как по маслу. Небольшая заминка происходит, когда Генри пытается понюхать мех Ленивца.
Дейв почти не раскрывает рта; только предлагает мне посмотреть фотографии — после того, как все присутствующие спорят, можно ли печатать в журнале такие ужасы. Я взглядываю на экран мельком. Да, все действительно ужасно. Крупные планы — как в морге. Вокруг потрясенные лица зевак и полицейских.