– Знаю. – Стас оглянулся на неуместную монстеру, потом снова посмотрел на шефа. – Я просто чувствую, что это дело не закончено.
– Значит, чувствуешь? – Моралес взглянул из-под сошедшихся к переносице бровей. – И что же? Аргументированно чувствуешь? Или, – шеф поднял руку и пошевелил в воздухе толстыми пальцами, – интуиция шепчет?
– Нет, интуиция молчит, шеф. И особенных аргументов, кроме уже озвученных вам Марком Гейгером, у меня нет. Но ведь мы должны не просто пресекать преступление, Айк, необходимо знать, почему оно совершено, каким образом… Вы сами нас учили, что преступление надо понять, и тогда станет понятен преступник. А в этом деле мы ничего не знаем, кроме нескольких имен убитых и марки винтовки. По сути, мы не закрыли дело, оно само закрылось.
– А ты, выходит, его закроешь? Гейгер не смог, Югира не смог, еще десяток опытных детективов не смогли. А ты сможешь?
– Я не знаю. У меня… практически нет зацепок. Я даже не могу похвастаться, что знаю, где искать. Но, шеф, ребята легли там, пытаясь разобраться с этим делом, а так выходит, что в этом не было смысла. Получается, что три отличных парня из нашего Управления совершенно бессмысленно отдали богу душу, и мы закрываем на это глаза. Я не могу этого принять. Вы же сами меня научили не принимать такого.
Моралес глубоко, с сипом вздохнул и уставился в потолок. Он молчал долго, так долго, что стрелки на больших плоских часах на стене успели с громким щелчком сменить пятиминутие. Потом шеф подался к столу, выдвинул невидимый Стасу ящик, достал оттуда вторую сигару и положил перед Стасом.
– Что у нас есть по делу?
Стас взял сигару, но не стал ее распаковывать, мгновение подумал, крутя ее в пальцах.
– Есть тетрадь с непонятными записями, возможно, шифрованными. Есть некий клуб то ли изобретателей, то ли ученых. Точнее, был… Есть место встречи этого клуба. Есть марка винтовки и кое-какие наработки о том, где ее могли купить. Плюс необычный способ убийства, с высоты. Скорее всего, с дирижабля или аэроплана. Ну и трупы. Пока все.
– Пока… – покачал головой Моралес. – Все это, вот то, что ты сейчас перечислил, ничего не дает. Ноль. Хотя, возможно, по этим линиям имеет смысл покопать… – Он внимательно посмотрел на Стаса, взял из пепельницы сигару, затянулся. Густое облако дыма лениво поплыло, разрушаясь, в сторону украшенного неуместной игривой лепниной потолка. Проследив за дымом, Моралес снова сел и проговорил:
– Ладно, даю три недели. Больше не дам, ты мне нужен в Управлении, у нас тут дел выше крыши. Но пока – пока! – считай, что ты меня убедил.
– Благодарю вас, Айк.
– Группу наберешь себе сам. Возьмешь трех младших детективов, на свое усмотрение. Из не занятых в других группах. Переманивать запрещаю!
– Понимаю.
– Понимает он… Долбаный идио… лизм. Вот из-за таких, как ты, раскрываемость падает, а мне потом холку в столице чешут!
Айк тяжело опустил обе ладони на бумажный завал.
– Все, свободен! Отчитываться будешь каждую неделю. Иди.
* * *
В холле Стас встретил Роберта Шенкеля. Тот был слегка пьян (видимо, проставлялся в гараже, как некогда проставлялся и сам Стас) и, получая пальто в гардеробе, что-то весело говорил гардеробщику. Потом обернулся, увидел Стаса и, улыбаясь, двинулся к нему, на ходу одеваясь.
– Бекчетов, Стас! Ты чего хмурый в такой день?
– Да я не хмурый, – ответил Стас, – так, забот навалилось. В гараже пили?
– Ну, в такой-то день можно, господин детектив.
– Да я не про то. – Стас кивком головы отозвал Шенкеля в сторону. – Тебя в группу уже приписали?
– Нет. Да и никого не приписали, сегодня же только значки раскидали. Выходной же. Все официально.
– Отлично. Пойдешь в мою. И еще троих выбери из своего потока, пошустрее, чтоб не мычали без дела.
– Сделаем! – Шенкель заулыбался еще шире. – Значит, дали группу? И дело тоже?
– Дело все то же. Разрешили снова открыть. В понедельник, на втором этаже… Знаешь, где я теперь сижу?
– Ну, в общей, в отделе убийств. Каморка там в конце зала.
– Вот туда и подходи с остальными. Будем работать.
Гулко хлопнула уличная дверь, и в холл, хромая, прошел Марк Гейгер. Не глядя на Стаса, он миновал гардероб и стал подниматься наверх.
– Роб, а что Гейгер хромает так? – шепотом спросил Стас.
– Так его же избили, – тоже шепотом ответил Шенкель. – Вчера, прямо на углу Управления, представляешь? Кто-то заорал, что он упырский ублюдок, ну и налетели. Хорошо, наши с патрулирования возвращались, спугнули.
– А кто бил?
– Да не поймали никого. Но Урмас… Ну, ты его знаешь, прибалт такой, на «Хорьхе» ездит…
– Ну, знаю. Он еще при мне пришел.
– Вот… Он говорит, что там были ополченцы из черно-белых.
– Да ну?
– Ну… Я-то сам не видел. Но не удивлюсь.
– Ясно… Ладно. – Стас протянул Роберту руку. – Я пошел значок обмывать. Значит, в понедельник, у меня. И не забудь про остальных. Тебе лучше знать, кто там на потоке соображал. Договорились?
– Будет сделано, господин детектив. – Шенкель пожал Стасу руку и пьяно козырнул левой.
* * *
К поздним сумеркам от снега в центре города осталась только жидкая каша, взбитая автомобильными протекторами и ногами пешеходов. Только в углах сохранялись грязные клочья, похожие на старые половые тряпки, да на козырьке рекламной тумбы неуверенно держалась белая шапка. Все казалось неприбранным, грязным, неухоженным. От одного вида этой картины бил озноб. И даже Завсегдатай на углу «Долины» играл сегодня зябко и неуверенно, часто прерываясь, чтобы подышать на руки в перчатках с обрезанными пальцами.
Стас запер машину и поспешил в ресторан. Даже буквы на витрине сегодня не радовали. И посетители были под стать погоде – они сидели поодиночке или по двое, хмуро и вполголоса о чем-то разговаривали, а то и просто молчали, уставившись в пространство. Вырывавшаяся из джукбокса музыка нелепо звучала в этом пространстве уныния и неуверенности. Задержавшись на секунду в общем зале и не увидев хозяина за стойкой, Стас поспешил наверх.
И уже из коридора услышал громкие голоса Арчи и Шрама. Речь шла о машинах «Хорьх» и «Татра», и, судя по накалу страстей, спор активно сопровождался горячительными напитками. По сути спора вопросов не возникало, поскольку сам спор возникал с периодичностью в одну-две встречи. Арчи едва ли не с момента основания первого бара в районе портовых складов ездил на старой «Татре» и менять ее не собирался. А возможности позволяли, что Шраму, человеку, у которого вместо сердца давным-давно работал автомобильный двигатель (по словам заслуженного медика компании), было непонятно.
Ну как же (в данный момент пробивал его голос дверную фанеру), как можно ездить в этом несгораемом шкафу, когда за вполне приемлемые деньги он лично готов устроить Аучу прекрасный «Хорьх»? Да, не новый, но если Шрам покопается в нем недельку, то он будет лучше нового. А сколько в нем лошадок, Ауч! Да твоя «Татра» там и рядом не стояла, она уже не первый год чужую жизнь доживает, дружище. «Вот ты сейчас зачем так говоришь? – возражал не менее громкий голос. – Почему несгораемый шкаф, а? Ездит? Ездит! Не барахлит? Тьфу-тьфу-тьфу! Что еще от машины надо?» – «А лошадки как же?» – «А на хрена, прости меня, Шрам, мне в городе лошадки? Тут же из пробки в пробку скачешь, – возражал Арчи. – Тут не лошадки нужны, а кенгуру». – «А если на трассу выскочишь?» – «А на трассу-то мне на хрена?»