— Здравствуйте, сэр рыцарь, — вежливо сказала Этела. — Мы пришли поговорить с вами. Только я пришла первая.
Ури встала и поклонилась:
— Господин.
Мани тихонько кашлянул на кошачий манер.
— Она боится, что я проскочу вперед нее, как легко мог бы сделать, дорогой хозяин. Я хочу поговорить с вами наедине, когда все остальные уйдут.
Слепой раб погладил Мани могучей мускулистой рукой:
— Это он?
— Да, — ответил Мани. — Это он, мой хозяин, сэр Эйбел Благородное Сердце.
Раб опустился на колени и наклонил голову.
— Это значит, что он хочет чего-то, — пояснила Этела. — Они должны так делать.
Я кивнул.
— Мы все хотим чего-то, — сказал я девочке, — и когда я хочу, я тоже точно так же преклоняю колени. Как его имя?
— Вил.
Я кивнул.
— Встань, Вил.
Он подчинился.
— Можно, все-таки я первая начну? — спросила Этела.
— Разумеется. Это твое право, и у меня есть еще один вопрос к тебе.
— Ну а у меня целая куча. Если хотите, начинайте первый.
— Нет. — Я снял шлем и положил в огромный шкаф, куда позже собирался повесить и свою кольчугу. — Ты же пришла первой, а я последним.
На самом деле я надеялся, что после вопросов Этелы отпадет необходимость в моих собственных.
— Я не знаю, с чего начать.
— В таком случае, вероятно, это не имеет значения.
Я расстегнул перевязь, сел на скамеечку для ног (единственный предмет обстановки человеческих размеров) и положил Этерне на колени.
— А меч вы не собираетесь убрать?
Я помотал головой:
— Я повешу его над кроватью. Ночью может случиться что-нибудь, хотя я надеюсь, ничего не случится.
— Я часто сторожила ваш сон, господин, — тихо проговорила Ури, и тогда я вспомнил, что моряки, завлеченные на остров Глас, служили кормом для химер, но ничего не сказал.
— Новый король не станет обижать нас? Нас с мамой?
Я снова помотал головой:
— Я не дам вас в обиду, но сомневаюсь, что он имеет такое намерение.
— Тауг не хочет быть рыцарем. Больше не хочет.
— Знаю.
— Только я хочу, чтобы он стал рыцарем, — и из него получился бы хороший рыцарь, правда ведь?
Вопрос был обращен к Ури, которая промолвила:
— Я тоже так считаю.
— Вот видите? Мама говорит, мы с ним поженимся, и мы уже спали в одной кровати и все такое.
— Я так не думаю, господин, — сказала Ури.
— Да, спали! И сегодня снова ляжем вместе, и я помылась и все такое. Поэтому он должен стать рыцарем.
— Каковым уже является, — кивнул я.
Голос Этелы возвысился до жалобного крика:
— Но вы же сказали, что он не рыцарь!
— Я не говорил ничего подобного. Ты сказала, что он не хочет быть рыцарем, и я ответил, что знаю это. Когда я перевязывал Тауга, то сделал все возможное, чтобы не дать ему произнести слова, которые никто из нас не хотел услышать. Возможно, я сказал также, что он уже является рыцарем, хотя никто не называет его «сэр Тауг». Кажется, я именно так и сказал, а коли нет, запросто мог бы сказать.
Этела открыла было рот, но я продолжил, не дав ей заговорить:
— Будь здесь герцог Мардер, как мне хотелось бы, он сказал бы тебе, что в мече, которым он дотрагивается до плеча рыцаря во время обряда посвящения, нет ничего волшебного. Королева Дизири, возведшая меня в рыцарское достоинство, могла бы сказать тебе все, что угодно, а она обладает большей магической силой, чем лорд Тиази и лорд Бил, вместе взятые. Но никакая магия не может сделать мужчину рыцарем. Даже оверкины не могут. Мужчина сам становится рыцарем. Другого способа нет. Подойди ко мне.
Она подчинилась, и я обнял ее за плечи.
— Многие люди знают то, что я тебе сказал. Сам я узнал это от славного и доблестного рыцаря еще мальчишкой. Но не столь многие знают одну вещь, которую я узнал в далекой стране.
— Где живут говорящие коты? — спросил Мани.
— Говорящие коты, которых запрягают в колесницу, — кивнул я. — А узнал я, Этела, следующее: рыцарь не может по собственной воле отказаться от своего почетного звания. Рыцаря можно только лишить рыцарского достоинства. Это сложно, и такое случается крайне редко, но все же случается.
Этела молчала с блестящими от слез глазами.
— Однако сам рыцарь не в силах сделать этого. Если Тауг когда-нибудь перестанет быть рыцарем, то только по твоей воле, думаю. Хотя существуют и другие возможности.
— Я никогда не пойду на такое!
Я сказал, что искренне на это надеюсь.
— Но он не хочет быть рыцарем — и что я могу поделать?
— Что делаешь. Будь хорошей девочкой, заботься о матери и доказывай Таугу свою любовь.
— Я хотела, чтобы он скакал на белом коне, с мечом… — Она всхлипнула. — И с таким длинным копьем, и со щитом.
— Я надеюсь, завтра мы покинем замок. Я собираюсь попросить у нового короля позволения уехать и постараюсь поторопить лорда Била и его людей со сборами. Если мы тронемся в путь, ты увидишь Тауга на коне и с мечом. На сломанную руку щит не наденешь, конечно, но щит, подаренный Таугу королевой Идн, тот самый, который ты вынесла из битвы на рыночной площади, будет висеть у него на луке седла.
— Вы поможете?
— Всем, чем смогу, — кивнул я.
— Маме стало лучше.
— Знаю. Возможно, она никогда не оправится полностью, Этела. Ты должна помогать матери изо всех сил, каждый день. Ты и Тауг.
— Я постараюсь.
— Знаю. Ты должна заставить Тауга помогать. В конце концов, она принадлежит ему, покуда мы здесь. Еще что-нибудь?
— Нет. — Этела вытерла глаза обтрепанным рукавом. — Только эта девушка собирается говорить обо мне. Она так сказала.
— Тогда ступай, — велел я. — Позаботься о матери и заставь Тауга помогать вам, коли сумеешь.
Этела хотела остаться, но я ее выпроводил. Как только дверь за ней закрылась, Ури сказала:
— Вы могли бы жениться на ней, господин. По-вашему, королева Дизири стала бы возражать?
Я вернулся на свое место.
— Разумеется.
— Вы знаете ее хуже, чем думаете.
— Неужели? — пожал я плечами.
— Или вы могли бы жениться на матери.
Я вздохнул:
— Когда я откажусь обдумывать и такую возможность, ты предложишь мне жениться на обеих? Я тебя не задерживаю.