— Капитан Крис сохранил вам жизнь. Расскажете об этом своим соотечественникам, коли доберетесь до острова.
Потом мы с мальчишкой прошли в капитанскую каюту взглянуть на Мелина. Я решил поговорить там с мальчишкой без свидетелей, а потом поручить ему ухаживать за Мелином. Прежде за ним ухаживал в основном я и в силу своей занятости не успевал делать все как следует. С этого я и начал.
— Я представился тем парням капитаном, но настоящий капитан — он, — сказал я. — Его ударили по голове, и с тех пор он не приходит в сознание. Я пытался напоить его, но не смог. Может, у тебя получится, попробуй. Не отходи от него, содержи его в тепле и чистоте. Больше ты ничего не можешь сделать. Откуда ты знаешь мое имя?
— Думаю, он умрет, — проговорил мальчик столь мягким, мелодичным голосом, что я сразу должен был догадаться.
Я не догадался, скажу вам честно. Я вообще не собираюсь лгать вам. Я много лгал в своей жизни, главным образом — по необходимости. Но никогда не находил в лжи удовольствия и лгать не привык. Я не раз встречал людей, для которых лгать так же естественно, как дышать. Может, это хорошо, по крайней мере для них. Но я никогда не хотел стать таким.
— Ты — капитан, — сказал мальчик.
Во всяком случае, тогда я по-прежнему считал, что разговариваю с мальчиком.
— Я исполняющий обязанности капитана, — сказал я. — А он — настоящий капитан, и мы при первой же возможности покажем его врачу.
— Мне так и казалось, что ты будешь капитаном, когда я тебя найду.
После этих слов я на минуту задумался, а потом спросил:
— Мы с тобой встречались в Порт-Рояле, верно? Иначе почему мы говорим по-испански?
Она рассмеялась, и у меня отвисла челюсть.
— Смех выдает меня, я знаю. Я смеюсь впервые со дня, когда надела мужское платье. Не хочешь снять с меня рубашку?
Я не ответил, просто подался вперед и стянул с нее матросскую шапку. Я ожидал, что по плечам у нее рассыплются густые длинные волосы, как в кино. Это был один из глупейших поступков в моей жизни. Ее длинные блестящие волосы были заплетены в косу — толстую черную косу, не достигавшую пояса. Многие моряки заплетают волосы в косу.
— Я не разденусь для тебя, пока не вымоюсь. Но разве ты забыл Корунью?
Полагаю, я задохнулся от удивления. Помню, мне потребовалась добрая минута, чтобы перевести дыхание.
— Эстрелита! Ты Эстрелита!
Она не ответила, просто поцеловала меня. Впоследствии я обычно называл ее Новия, что означает «любимая». Так я и буду называть ее здесь.
* * *
Когда мы закончили целоваться, я оставил Новию в каюте с Мелином и вышел на палубу. Приморские жители тратят многие галлоны пресной воды, чтобы целиком вымыться, литров двадцать или тридцать. На самом деле можно обойтись малым количеством воды, какого достаточно, чтобы дважды наполнить тазик, а в капитанской каюте было полно воды — и имелись мыло, губка и все такое прочее. Я показал Новии, где что находится, и услышал, как она закладывает засовом дверь за мной.
Как я уже говорил, у нас на борту было мало настоящих моряков. Кроме меня, морское дело хорошо знали всего трое — мужчины, сидевшие в моей пироге при захвате «Магдалены». Я собрал всех троих, спросил у каждого возраст и назначил самого старшего первым помощником капитана. Следующего по старшинству я назначил вторым помощником, а самого младшего — третьим. Мой второй помощник не умел ни читать, ни писать, и я приставил к нему подручного для ведения записей в судовом журнале во время вахты. Я сказал подручному и остальным троим, что теперь он старшина-рулевой и что второй помощник — парень по имени Жарден — научит его обращаться со штурвалом. Старшина-рулевой должен уметь обращаться со штурвалом.
Потом я велел всем сесть и сказал:
— Наш корабль гораздо тихоходнее, чем кажется с виду. Почему мы не развиваем приличную скорость?
Мы все сошлись во мнении, что, вероятно, у него заросло днище.
— Ладно. Как мне представляется, у нас есть два варианта действий. Мы можем направиться в Порт-Рояль или еще какой-нибудь портовый город, поставить корабль в сухой док и нанять рабочих, чтобы они очистили и заново просмолили днище. Но тут возникают две проблемы. Во-первых, у нас нет денег, а во-вторых, мы рискуем лишиться половины команды, пока «Магдалену» очищают и смолят. Кто-нибудь хочет возразить?
Никто не хотел — во всяком случае, не горел желанием.
— Мы можем привести «Магдалену» в порядок после того, как ограбим несколько испанских кораблей. Это было бы здорово. Заплатим команде кучу денег — и ребята будут весело гулять на берегу, не пытаясь наняться на другое судно. И мы сможем также заплатить за работы на корабле. Или захватим какой-нибудь приглянувшийся нам корабль с чистым днищем, хотя я не уверен, что у нас получится: ведь для того, чтобы захватить корабль, нужно сперва найти и догнать его, а следовательно, нам понадобится быстроходное судно.
— Мы можем сами очистить и просмолить днище, капитан, — подал голос Ромбо, мой старший помощник. — У нас полно людей.
Едва он сказал это, я понял, что не ошибся в выборе.
— Именно к этому я и клоню, — кивнул я. — Кто-нибудь из вас когда-нибудь занимался этим делом? Я — нет.
Все остальные тоже ответили отрицательно. Мы принялись обсуждать возможные способы очистки и просмолки днища и через час придумали толковый план.
* * *
Ночью мы с Новией оставались не совсем наедине; в каюте также находился Мелин, но он не мог видеть и слышать нас. Она открыла все окна, и легкий ветерок приносил аромат цветов с какого-то далекого острова. Я задул фонарь — света луны и звезд нам вполне хватало. Мы поцеловались, наверное, тысячу раз, но я почти не помню, о чем мы говорили. Помню, Новия сказала, что у меня, вероятно, было много женщин, и я сказал правду: что она у меня первая. Она назвала меня лжецом, но в шутку.
Она спала с мужчиной до меня, но только с одним.
— Когда-то я любила его. А сейчас ненавижу. Я бы убила его, Крисофоро, но я боялась. Я была страшной трусихой, когда уходила от него.
И еще она сказала:
— Мне не нужна одежда, когда я с тобой наедине.
Это было не совсем то, что говорила мне воображаемая девушка на воображаемой исповеди, но довольно близко.
* * *
Я не помню, сколько дней прошло — может, день, может, два или три. Помню только, что я стоял у кормового поручня и слушал наставления Жардена, обучавшего старшину-рулевого обращению со штурвалом, когда один из парней подошел ко мне и сказал, что мальчик в каюте хочет меня видеть. Я кивнул, спустился в каюту и узнал, что Мелин умер.
Мы похоронили его на закате, зашив в лишнюю парусиновую койку, утяжеленную ядром. Возможно, мне не стоит упоминать об этом здесь, но мы никогда никого не заставляли «ходить по доске». Я и не знал, что пираты так поступают, хотя был пиратом. Однако зашитого в парусиновую койку Мелина мы положили на доску и по окончании погребальной службы (команда пропела пару французских церковных гимнов, а я прочитал «Отче наш» и «Аве Мария» на латыни) шестеро мужчин подняли доску, один конец немного вынесли за борт, а другой приподняли — и Мелин соскользнул ногами вперед в Карибское море. Я никогда не забуду, как перегнулся через фальшборт и смотрел, как вода поглощает тело — сначала прозрачная, потом голубая, потом синяя, которая становилась все темнее и темнее, пока наконец Мелин не исчез из виду. Однажды я тоже умру, и тогда мне показалось, будто я наблюдаю за собственным погружением на дно морское. Есть могилы хуже той, что досталась бедному Мелину, и таких очень много.