Да, на складе в городе. Может, я также хочу купить Азуку?
— Нет, — сказал я, — это предложение меня не интересует.
После этих моих слов на лице у нее появилось такое выражение, словно она вот-вот расплачется, и на душе у меня стало скверно. Но Новия крепче сжала мою руку, и мне малость полегчало.
Я хотел выяснить, что приключилось с Азукой — как она оказалась на острове Толстой Пресвятой Девы кухонной прислугой, — а потому продолжал говорить о ней, а она переводила мои слова Вандерхорсту. Я сказал, что у нас туго с деньгами, а такая замечательная девушка, как Азука, стоит немало и так далее.
Очень жаль, сказал Вандерхорст. У него есть три раба, одна рабыня и Азука; он собирается продать всех пятерых на аукционе в субботу, а тем временем они работают у него на ферме, и Азука помогает жене на кухне. Чтобы мы поняли слово «аукцион», он изобразил аукциониста с молотком. Он чуть не каждое слово переводил на язык жестов, но я не собираюсь все это описывать.
— У меня денег в обрез, — сказал я, — а нам нужно купить смолу и паклю. Тем не менее было бы любопытно понаблюдать за вашим аукционом. В каком часу он состоится?
После этих моих слов Азука широко улыбнулась, буквально озарив комнату улыбкой, а значит, сразу все поняла. Честно говоря, Вандерхорст наверняка тоже все понял. Я собирался купить Азуку, если у меня останется довольно денег после покупки всего необходимого.
Азука и хозяйка дома приготовили нам великолепный обед. На стол подали куриный паштет с хрустящей картофельной корочкой, какого я никогда еще не пробовал, жареные бананы, напомнившие мне о монастыре, домашние хлеб и масло, сыр трех сортов и еще много всякой вкуснятины. После обеда мы вернулись в город, где купили новую шлюпку и необходимое количество смолы и пакли. Старшина-рулевой настойчиво предлагал купить еще и про запас, но я твердо сказал «нет». Сбережения испанского капитана подошли к концу, а я чувствовал, что оставшиеся деньги понадобятся мне в субботу.
Когда мы вернулись к «Магдалене», мне пришлось рассказать Новии все про Азуку, ясное дело. Я объяснял снова и снова, что она принадлежала Лесажу и никто другой не мог до нее даже дотронуться, а мне в любом случае не хотелось. Новия пару раз полоснула меня, прежде чем я отобрал у нее нож. Потом я показал, что при желании могу легко сломать ей руку. Затем поцеловал ее, а как только мы остановили кровотечение, то продолжили с места, на котором прервались, и попробовали несколько новых позиций. Вряд ли она хотела сильно поранить меня — иначе я бы так легко не отделался. Просто таким образом Новия показала мне, что нисколько не шутит, когда говорит, что любит меня. В каком-то смысле она поступила правильно. До тех пор я не вполне ей верил. Не всем ее словам. Я имею в виду — ну кто полюбит парня вроде меня? Но после этого поверил.
* * *
Купив смолу и паклю, я надеялся подготовить корабль к отплытию до субботы, но потом вспомнил о том, что надо еще поставить на место пушки, и понял, что нам не успеть. Было бы здорово найти какой-нибудь способ отсрочить аукцион. Я обдумывал разные варианты, но все мои идеи казались дурацкими даже мне самому.
Все наши люди уже обзавелись мушкетами, и мы располагали изрядным количеством испанских абордажных сабель. Когда в субботу утром мы вернулись в город, на поясе у меня висела шпага испанского капитана — длинная, с узорчатой серебряной рукоятью, — а на ногах красовались его сапоги. С двумя парами носков и стелькой, вырезанной из куска толстого войлока, они пришлись мне впору. (Впоследствии я прицеплял к поясу шпагу и надевал сапоги почти всякий раз, когда мне требовалось произвести на людей впечатление.)
— Крисофоро, дорогой, ты только взгляни на это.
Новия показывала мне подарочную шкатулку, которую мы перевезли на берег вместе с прочими вещами из капитанской каюты. Там находились два маленьких медных пистоля, для правой и для левой руки. А также медные пороховницы, пули и все такое прочее. Я сам нашел шкатулку сразу после захвата корабля, но не обратил на нее особого внимания. У меня было два отличных железных пистоля — больших длинноствольных пистоля, действительно привлекающих внимание.
— Можно мне взять их, Крисофоро? Мне они нужны больше, чем тебе.
Я сказал «конечно» и показал, как они заряжаются. Потом я увел Новию на полмили от берега и дал ей выстрелить пару раз из каждого пистоля. Вероятно, из них стреляли впервые — они казались совсем новыми. Я проверил курковые кремни, и они находились в превосходном состоянии.
Пистоли были снабжены поясным крючком, и Новия прицепила их к поясу, когда мы отправились в город на аукцион. Я тоже взял пистоли, но у меня они висели в петлях парусиновых ремней, перекинутых через плечи. Все до единого мужчины в баркасе были вооружены мушкетами и абордажными саблями. В прошлый раз я оставил всю гребную команду в лодке, строго-настрого наказав никуда не уходить. Теперь я поступил иначе: приказал старшине-рулевому сторожить баркас, а всех прочих повел на городскую площадь. Мы промаршировали через маленький городок, точно армия, и ставни домов со стуком закрывались и запирались при нашем приближении. Когда мы добрались до площади, аукцион еще не начался, и я получил время построить своих людей и еще раз повторить приказы.
Это был далеко не Порт-Рояль. На аукционе продавались всего пять рабов — трое мужчин, одна женщина и Азука. Я подошел к аукционисту и велел выставить на торги Азуку первой. Он подчинился и объявил минимальную цену: одна гинея.
— Одна гинея! — крикнул я и выхватил пистоли.
В наступившей тишине я услышал лязг взводимых мушкетных курков. Других предложений цены не последовало.
Далее мне надлежало заплатить Вандерхорсту и получить письменное свидетельство, что я являюсь новым владельцем Азуки. Я признался, что у меня нет гинеи, и дал ему золотой испанский дублон. Вандерхорсту это не понравилось, но я напомнил, что он недавно выгадал от торговой сделки со мной, и пообещал купить у него что-нибудь во время следующего нашего визита на остров Толстой Пресвятой Девы.
Он продолжал упираться, и тогда я сказал:
— Подписывай бумагу. Живо. Таким образом ты предотвратишь кровопролитие.
Я говорил по-французски, но Азука перевела мои слова и выразительно чиркнула пальцем по горлу. Тогда Вандерхорст подписал бумагу.
Я взял у него ручку и по-французски написал внизу листа, что по праву нового владельца даю Азуке свободу. Я поставил подпись и прочитал это девушке.
— Я свободна?
— Конечно, — сказал я и вручил ей бумагу.
— Но куда мне податься, капитан? Что мне делать?
— Ты свободная женщина. Можешь делать, что хочешь, и идти, куда хочешь.
— Тогда я пойду с тобой, — сказала Азука и взяла меня за руку.
— Эстрелита, не надо! — выкрикнул я, поскольку она вытащила из-за пояса один из маленьких медных пистолей.
Вряд ли мой крик остановил бы ее, но я успел выхватить у нее пистоль.