– Для нас важна только Россия, – говорил он. – Она может быть или мощной империей, или ее вообще не будет. В империи все люди братья. Никто никого не режет.
Русская империя всегда была сильна тем, что вбирала в себя разные народы. И их пассионарная энергия вливалась в пассионарную энергию русского народа. Поэтому нужно не уничтожать друг друга, а восстанавливать единство целей. Возвращать заблудших. И жестоко наказывать тех, кто хочет гибели страны.
– Мы на краю, капитан, – сказал он мне тогда. – И ты нам нужен.
– Предлагаете сдать своих?
– Сдать? Кого? А ты знаешь, как ты тут оказался? Тебя и так сдали. И Жука твоего сдали.
Я вздрогнул.
– Вас сдали те, кто толкал вас на все эти безумства. Вы думаете, что боролись за страну. А вас разыгрывали, как пешки. И когда стало выгодно, вас просто отдали нам на съедение.
– Кто они такие?
– Манипуляторы. Этот мир манипулируем… Предлагаю поработать против них. Повоевать за Родину…
И я стал его человеком – руководителем группы контртеррора «НК»…
Я отогнал воспоминания и вгляделся в толпу у метро. Вот и Зена. Высокая, ладная, курчавая, в легком платьице, больше открывающем, чем скрывающем аппетитное загорелое женское тело.
Поцеловались. Взялись за ручки и отправились в недорогой ресторанчик «Лазанья».
Я заказал холодную окрошку на кефире и пива. Зена – фруктовый десерт и ледяной «Мохито».
– За наше случайное знакомство, – поднял я кружку.
– Ты чего, так прикалываешься?
– Это цитата из «Бриллиантовой руки».
– Это книга такая?
– Фильм. Старый.
– Отстой совковый?
– Именно так.
– Тогда зачем ты сыплешь оттуда цитатами?
– По привычке.
– Привычка – вторая натура, – напирала она агрессивно.
Похоже, она считала необходимым вступать в борьбу по любому поводу, и я поспешил перевести тему.
– Что мы все о моих вкусах. Давай поговорим о тебе.
– А что я? Я буду великой женщиной.
– Как Жанна д’Арк?
– Ну, во всяком случае, не как Мария Кюри.
– Так, нобелевских лауреатов знаешь.
– Я же не дурочка…
– А вообще, как ты до такой жизни дошла и связалась с нами?
– Повезло… Была отличница и красавица. Вся такая неземная, вся такая клевая и беззащитная. Мечта педофилов. Сопля в общем.
– А кто предки?
– Бесполезные люди. Преподаватели МГУ. Учат всякой ереси дураков-студентов и страшно гордятся этим.
– Нечем гордиться?
– А чем? Что фаршируют мозги ненужными знаниями толпам зомби, которых производит эта поганая страна? Они вчерашний день. Прикинь, до сих пор зудят, чтобы я была хорошей девушкой. Интересуются, когда я им представлю жениха. Это они МНЕ! – Она сняла туфлю и потерла ногой мою ногу.
– Так, родители у тебя московские интеллигенты старой закваски.
– Они самые. Я не оправдала их надежд. Вот моя сеструха – такая бессловесная овца, носки вяжет. Кто сейчас вяжет носки? А она вяжет. Ей нравится. Вот у нее все благородно. Молодой человек. Свадьба. Притащила родакам внука – такого сопливого крикливого уродца.
– Не любишь родственников?
– Это взаимное чувство. Сестра считает меня сукой. Я ее – дурой.
– Почему?
– Она может хотеть только то, что видит перед собой. Как ящерица – комар летит, слизнула и счастлива. Ей нужен телевизор, стиральная машина и дача с грядками. И шмотки.
– А ты?
– А я двигаюсь вперед. Им меня не понять никогда. – Зена посмотрела на часы. – А не пора ли нам перепихнуться, мой повелитель?
Мы затарились шампанским, клубникой, шоколадом и отправились на мою лежку.
Потом были сладостные минуты… Потом короткий сон. И снова…
Затем она курила, не стесняясь наготы, а выставляя ее напоказ. У нее была хорошая фигурка и совершенно необузданный нрав необъезженной лошади. Вряд ли она представляла, что женщина может быть ласковой, податливой. Вот взбрыкнуть – это быстро. Она искрилась энергией, оголенный высоковольтный провод.
– Ты не договорила, как попала во все это, – вернулся я к старой теме, устраиваясь поудобнее на диване.
– От скуки и обыденности. От майки с портретом Че Гевары. Восхищение мальчиками, способными на поступки. И стремление выделиться из стада.
– Для пятнадцати лет нормально.
– Мне было семнадцать, когда я втянулась. Теперь живу полной жизнью. Ловлю драйв. Но не это главное, Чак.
– А что?
– Нынешняя жизнь не оставляет нам никаких шансов. Для нас давно все определено. Институт, потом офис, сплетни, поездки в Турляндию.
– Тебе этого мало?
– Конечно. Все жирные куски расхватаны до нас. Вон, в девяностые были шансы подняться высоко. Взять, что тебе причитается. И те, кто тогда поднялся, теперь сделают все, чтобы нам не досталось ничего. Чтобы навечно – они наверху, а мы внизу.
– Это да.
– Меня это не устраивает. Поэтому я снесу их карточный домик.
– И готова для этого взрывать.
– Любой человек готов. Просто ханжи не хотят сами себе в этом признаться.
Она погрустнела, присела на кровать рядом со мной, положив руку мне на грудь. И произнесла вкрадчиво и немного потерянно:
– Но я боюсь.
– Чего?
– Не дожить… Мы реально можем попасться, Чак, – она помолчала и вдруг выдала: – Послезавтра мы взрываем три объекта.
– Мы? Я тоже?
– Афон тебе пока не доверяет. Будем я, Конан и еще один крендель – свободный художник, привлекаем, когда нужен большой бум. Посылочки оставим в супермаркете «Перекресток» в Подольске, на автобусной остановке на Северо-Западе Москвы и около управы «Останкинская».
– Это Афон нарезал фронт работы?
– Смеешься? Те, кто повыше. У них все просчитано. Это как увертюра. В определенный момент нужно извлечь определенный звук, чтобы возникла мелодия.
– Кантата террора.
– Мне страшно, Сережа. Мы слишком много на себя берем.
– Афон в курсе, что ты ведешь со мной такие разговоры?
– Ему незачем знать. Он посылает людей, может, на смерть. А я хочу жить. Помоги мне.
– Взорвать супермаркет?
– Сделать так, чтобы я ушла после теракта. Думаю, о тебе не зря говорят, что у тебя опыт.
– Ладно, – кивнул я. – Излагай условия задачи.