– Все-таки что-то мы делаем, – сказал Гаврилов. – По информации моих агентов, в Питере задержана группа из трех взрывников. В Самаре…
– Все это шушера, – прервал его Панасенко. – Они подмазываются к «Альянсу». Эта нить никуда не идет.
– Если «Альянс» существует, – подал голос новый руководитель сектора «С». – Если это все не какая-то хитроумная игра.
– Какая игра? – возмутился Куратор. – Доигрались уже – сотни трупов. И это только начало.
– Кстати, а у вас есть какие-нибудь подвижки, Александр Аверьянович? – впился в него глазами генерал.
– Пока не готов доложить.
– А вы не злоупотребляете нашим долготерпением?
– Я не могу сейчас выдать результат. Но скоро он будет, – жестко произнес Куратор.
– Будем надеяться.
– Иначе я положу удостоверение на стол.
– Может статься, одними удостоверениями не обойдемся…
* * *
Прислонившись к стене у входа на станцию метро «Автозаводская», я ждал, попутно обшаривая айпадом, как локатором, Интернет. Настроения там были запредельные. Царила веселая атмосфера нравственного разложения. Люди совершенно потеряли ощущение, что такое хорошо, а что такое плохо.
Тема – недавняя техногенная катастрофа в шахтерском городке с полусотней трупов.
«Жалко людей.
Голосовали за партию мошенников. Теперь пускай детишки сиротами побудут.
Правильно. Пускай с голоду дохнут.
Да, не жалко».
Следующая тема. В Зауралье террористами взорвана патрульная полицейская машина:
«Многовато полицаев еще живых.
Жалко, только одна машина.
Хороший полицай – мертвый полицай.
Что вы пишете, педерасты? У погибших же дети.
И детей следом за ними в топку. У полицаев только уроды родятся».
Да, офисный хомяк – чрезвычайно воинственное существо.
Люди стремительно утрачивали все человеческое, приближая кровавую бурю, которая сметет их первыми.
Тут я увидел старый «Пежо». Направился к нему, уселся в салон.
Куратор нервно рванул машину с места, пролетел на красный свет. Покрутился минут двадцать, ближе к окраине остановился около пустыря, съехал с дороги. Хорошее место – все видно вокруг и никто не запишет наш разговор с помощью техники.
– Последняя серия терактов – это уже широкомасштабная война, – сказал он.
– Александр Аверьянович, сколько мы воюем. Бьем по рукам. А голову не видим.
– Сколько мы с тобой спорим об этом? Очевидно, что государственный суверенитет отмирает. Миром рулят финансово-экономические и информационные структуры. Англосаксонская, еврейская, арабская и единственное государство – Китай. На деле англосаксонская и иудейская фактически слились воедино. Самостоятельность арабов вызывает сомнения. Хотя есть другие мнения о количестве этих групп, но главное, что заказывает музыку глобальный капитал.
– И тут мы, Россия – не пойми что.
– У нас один путь – возвращение суверенитета. Мы наследники Российской империи и Красной Сверхдержавы. Мы всегда подпирали земной шар. И нам не влезть в их рамки. Без суверенитета нам конец… Глобализация – ты не задумывался, как она выглядит?
– Как прожорливая жаба.
– Точно. Глобализаторы – эти финансово-промышленные альянсы, их даже организацией не назовешь, потому что нет единых управляющих органов. Это существо, каждая клетка в организме живет в унисон, даже не понимая этого.
– Должен быть мозг. И он приговорил Россию к смерти. Отсюда заказы на дестабилизацию обстановки, на террор. Интересно, приговор окончательный и обжалованию не подлежит?
– Не совсем так. Этот самый мозг чудовища – он больше живет рефлексами, и у него случаются приступы шизофрении.
– То есть?
– Элитные группы не едины. Внутри них свои движения. В их кильватере тащится огромное количество манипуляторов из ушедших времен – мистиков, масонов, иезуитов. При общем едином векторе движения иногда правая рука не знает, что творит левая.
– То есть нас списала только часть мировой элиты? Тогда я спокоен.
– Зря смеешься. Взгляни на историю. Манипуляторы и самозваные хозяева мира всегда ударно кроили человечество по собственным лекалам, достигая больших успехов. И в конечном итоге их ждал крах. А потом были очередные попытки покорения мира и обуздания бешеной энергии человечества. Но человечество – слишком сложный объект. Всегда включаются элементы системы противодействия. Сегодня это Китай и часть исламского мира. Завтра будет Россия.
– Пока что мы на коленях.
– Не совсем, Сергей… Да и самые страшные наши поражения всегда приводили к блистательным победам. А знаешь почему? Потому что нет силы, способной сломать нашу душу.
– По количеству воров и предателей, в том числе в высших властных структурах, этого не скажешь.
– А не было бы их, как бы мы познали себя?
– Тоже верно…
– Дадим сейчас отпор – выйдем на вектор национального развития. И тогда нас никто не остановит. Сейчас точка перелома. И мы ее пройдем… Ладно, давай к нашим баранам.
– Я проанализировал практически все теракты «Альянса», – перешел я к делу. – В основном это колхозная самодеятельность – заложить бомбочку, бестолково пострелять. Но небольшая часть терактов исполнена великолепно. У системы два уровня. Расходный материал, как Афон и его команда. И в их тени скрываются матерые спецы типа Лешего.
– Что предлагаешь?
– Я бы проверил бойцов спецподразделений, пропавших без вести за последние лет пять.
– Как ты это видишь? ГРУ закрытая структура. Потери вообще не учитываются. Со спецназом ФСБ и МВД тоже будут проблемы. СВР – вообще государство в государстве.
– Александр Аверьянович, а если я прав? – вкрадчиво произнес я. – Это надо сделать.
– Надо, надо, – Куратор нахмурился. – Сделаем, если надо…
* * *
Днем жара достигла своего апогея. Столбик термометра приближался к сорока градусам, солнце жарило, как микроволновка. Асфальт пружинил под ногами. Город скрывала пелена дыма от горящих торфяников. Народ изнывал, люди падали в обморок.
С наступлением темноты пришел холодный арктический фронт. Что-то произошло в небесной канцелярии. И началось светопреставление.
Я стоял у окна. Люди исчезли с улиц. За окном – плотная стена дождя. Подхлестнутый ураганным ветром дождь рушился почти горизонтально, какими-то полосами. Казалось, он смоет город.
На моей крыше стучал металлический лист, сопровождая неистовство погоды ритмичной шаманской музыкой.
Хрясь – сорвался и полетел по улице рекламный плакат. Кряк – упало дерево и пригвоздило к асфальту машину. Порывы еще усилились. И я с изумлением увидел, как согнутые в почтительном поклоне фонари не выдерживают и начинают разворачиваться. Чувства первобытного восторга и панического ужаса распирали грудь.