Цель всей этой трагикомедии? Пока непонятно. Но какая-то цель была. Не просто ликвидация терроргруппы. Что-то заказчики еще хотели. Поэтому не думаю, что Афона выпустили бы просто так и дали ему раствориться. Его бы, наверное, просто взяли живым и подвязали на какую-нибудь публичную акцию. Тут бы вспомнилось и то, что он в свое время был боевиком «Левой инициативы» – единственной политической организации, которая может оказать в хаосе сопротивление и незыблемо стоит на государственнических позициях.
«Инициативу» хотят убрать с арены? Ну что ж, тоже версия.
– Сакральная жертва – вот кто были мы, – сказал я.
– Все равно ты предатель! – неожиданно взбрыкнула Зена.
Я включил телевизор. Объектив телекамеры наехал на мертвое лицо Глицерина и на лежащий рядом с ним «Клин».
– Ты бы смотрелась куда лучше. Но за неимением…
– Сволочь!
– Я – да. Сволочь. Поэтому жив. И поэтому жива ты. Был бы интеллигентным садистом, как Жаб, или маньяком-взрывником, лежал бы сейчас с тобой в морге. Сволочью быть иногда выгодно.
Она потянулась к бутылке с текилой. Сделала большой глоток. Встряхнула головой. И почти спокойным ровным голосом произнесла:
– Ты прав, Чак. Извини… Что дальше?
– Вопрос интересный. Дела наши неважнецкие.
– Я знаю.
– Нет, ты даже не представляешь, что такое быть дичью, на которую объявлена охота, которую высматривает каждый патрульный, каждый полицай в штатском, каждый агент.
– И что? Сдаваться?
– Хороший выход. Пожизненного тебе не дадут с учетом молодости и неземной красоты. Но лет двадцать – легко. Две трети отсидишь, по условно-досрочному выйдешь. Как раз ближе к сорока годкам. Будешь выглядеть на пятьдесят – жизнь там тяжелая. Если выйдешь.
– Ты сволочь.
– Да знаю я. Не повторяйся.
Она всхлипнула:
– Двадцать лет. Афон говорил, что режим рухнет через месяц.
– Далеко не факт. И еще не факт, что тогда выпустят тебя, меня и нам подобных. Нас лучше держать под замком, а использовать как острое оружие – чтобы после сразу прятать в ножны.
– Все должно было быть не так.
– Я тебе скажу больше – дальше может быть еще хуже.
– Ты прав. Ты во всем прав. Я дура. Ничего не видела и не понимала.
– Смотри. С обороной у нас швах – рано или поздно нас вычислят. Значит, надо нападать.
– На кого?!
– На заказчика, который приказал нас убить.
– Я о нем ничего не знаю!
– Так уж и ничего?
– Нашего надзирающего знал только Афон, который появлялся и объявлял: вот деньги, вот оружие, вот приказ. Глицерин отличный взрывник. Мы взрывали. Афон говорил, что нас не слишком высоко ценят. Ты нужен ему был, чтобы поднять наши акции. И нам дали серьезную работу… Афон говорил, что наши акции резко растут.
– И тут нас сдали всем скопом, на пике величия. Разменяли на дешевенькую кабацкую потасовку. Почему?
– Что-то случилось, – подумав, произнесла Зена.
– Что именно?
– Я не знаю.
Есть над чем подумать. Мое внедрение шло по плану. Я вплотную приблизился к цели – на меня обязательно в ближайшее время вышел бы кто-то из реальных функционеров «Альянса». А потом произошел какой-то сбой. Когда? Кажется, я знаю. Все началось, когда Куратор запросил списки пропавших спецназовцев. Тогда враги должны знать, что я связан с ним и работаю на ФСБ? Почему тогда меня не грохнули втихаря?
Черт, путано все. Одни предположения и догадки. Притом достаточно бестолковые. Вопросов больше, чем ответов.
Зена завозилась в кресле. И вдруг выдала:
– Я видела однажды координатора. Мы с Афоном ехали на машине. Тот козел назначил срочную встречу. Афон не стал меня высаживать. Сказал сидеть в машине. И ушел.
– Но ты не выдержала.
– Ну и чего? Секреты у него какие-то от нас… Не фиг! Прошвырнулась я и увидела их. Они сидели в кафе и беседовали. Тот козел был похож на лису… Такая лисья морда. И волосы черные с седой полосой.
Я тут же вспомнил встречу с Глицерином, когда в кафешке были организованы смотрины. Там тоже был «козлолис».
– А вообще у нас остались контакты с подпольем?
– Нет! – воскликнула поспешно Зена.
– А если напрячься и подумать?
– Знала одного парня, – недовольно буркнула она. – Тесно знала.
– Спала?
– А ты ревнуешь?! – взвилась она, как мне показалось, с затаенной надеждой. – Спала. И он получше тебя в постели был.
– Твоему авторитетному мнению я доверяю… Он входит в боевую группу?
– Да, он в ячейке. Мы с ним начинали в «Зеленом патруле».
– О господи, – покачал я головой.
«Зеленый патруль» – экстремистская экологическая организация. Из тех любителей природы, которые призывают убить всех людей, чтобы зверушкам жилось вольготно. В связи с тем, что планета находится в стадии экологической катастрофы, такие организации привлекают массу сторонников. В России они находятся под покровительством зарубежных спецслужб, служат кузницей кадров для радикальных политических движений. Ничего удивительного, что «Альянс действия» осуществлял в «Зеленом патруле» вербовочные мероприятия.
– Ты имеешь на него выход? – спросил я.
– Телефон. Если он не сменил его.
– Мы используем твоего гринписовца…
* * *
Я в Азии командовал парадом
Отечеству на благо своему.
Я не был ни начпродом, ни завскладом.
А значит, был не нужен никому.
Во всю мощь звучал СD-проигрыватель, выдавая одну из любимых песен про офицера ГРУ:
Я вам скажу, ребята, без истерики,
Пусть, может, кто-то там и обозлится,
Боится лишь меня страна Америка,
А вот завхоза что-то не боится…
Слова этой песни отдавались в душе, гнали кровь по жилам, хотя казалось, что она уже давно остыла и не может вскипать.
Вы слог простите мне неосторожный.
Кто нынче служит – только лишь чудак.
Без вас работа, миль пардон, возможна.
А без меня, наверное, никак.
Губарев сжал кулак. Это же все про него. Он и был таким офицером разведки, из тех, кто вершит судьбы страны и мира, не требуя ничего взамен, гордых осознанием того, что они служат Родине, которая не слишком их балует вниманием и жизненными благами.
Губарев выключил проигрыватель. И стукнул кулаком по столу.