– Ты бы лучше о своем контролере позаботился. Ему надо торопиться. Задержится, спалится точно!
– О ком ты говоришь, Гриф? Я тебя не понимаю.
– Не понимаешь? Ну, и ладно. Хорошо, я еду к тебе. Где оставить тачку?
– У супермаркета. Без отпечатков.
– До встречи. И приготовь коньяк. Я хочу выпить.
– Будет тебе коньяк, все будет. После разговора с боссом.
– О’кей!
…Гаулин не успел нажать спусковой крючок, отпустив палец. Он услышал выстрел и увидел, как в окне образовалась аккуратная дырка, а Бестужева с простреленным виском упала на диван.
– Что за черт? – в недоумении опустил он винтовку, потом вновь припал к прицелу.
Сомнений не оставалось, Лариса мертва, а вот кто убил ее? Поняв, что оставаться на чердаке и далее, значит, неминуемо «засветиться», если не попасть в руки полицейских, Гаулин схватил мешок, винтовку и побежал вниз. У выхода спохватился. Куда он с винтовкой? Быстро осмотревшись, забросил ее за какие-то трубы, тянущиеся вдоль стены, и постарался успокоиться. Юркнув за угол, быстро дошел до «Ауди», сел в машину, вывел ее со стоянки. Он повторял действия настоящего убийцы, даже не подозревая об этом. На проспекте у павильонов Эльдар остановился, достал сотовый телефон и набрал номер Роксенова. Председатель совета директоров ответил тут же, словно ждал звонка:
– Да!
– Я!
– Понял.
– Баба умерла.
– Точно?
– Точнее не бывает.
– Молодец, хвалю.
– Спасибо, конечно, но не за что. Бабу в бессрочную командировку отправил не я.
– Не понял. А кто? – В голосе Роксенова слышалась растерянность. – Кто это сделал?
– Я думал, вы решили подстраховаться и наняли еще одного человека.
– Я никого не нанимал, но хватит болтать по телефону. Ты сейчас где?
– На Волгоградке!
– Давай ко мне на дачу!
– Понял, еду!
Развернув на проспекте «Ауди», Гаулин, стараясь не нарушать Правила дорожного движения, повел иномарку к МКАД.
* * *
Сергей с Гончаром только зашли в квартиру отставного подполковника, когда Гриффер произвел роковой выстрел.
– Хлопок какой-то! Словно на улице из «пээма» стрельнули.
– Из «пээма»? Нет… боюсь…
Бестужев рванулся обратно, Гончар побежал за ним.
– Лара! – влетев в квартиру, крикнул Сергей.
В ответ тишина.
– Лара?!
Он забежал в кухню, затем в гостиную и там остановился, на мгновение остолбенев.
Гончар, не отстававший от Сергея, чуть не врезался в него. Увидев лежавшее на диване тело, выкрикнул:
– Ох, твою-то мать! Лариса Константиновна…
Придя в себя, Бестужев бросился к жене. Поднял ее мертвую, простреленную голову, прижал к груди:
– Лара! Лара! Очнись.
– Она мертва, Сергей, – прошептал Гончар.
– Мертва, – тихо повторил Бестужев, – это я виноват в ее смерти, я.
– Но… так, в окне отверстие. Стреляли из мощной «СВД» и из соседнего дома. В ином случае стекло разлетелось бы на куски. Я вызываю полицию.
Сергей ничего не слышал и не видел. Он качал в руках окровавленную голову жены:
– Я убил тебя, Лара! Я виноват во всем!
Гончар достал телефон, набрал «02»:
– Полиция? Убийство… Снайпер… убита депутат городской Думы, Бестужева… Зеленодольская, дом 29, корпус 3… Да, черт побери, если я говорю, снайпер, значит, снайпер. Я – подполковник запаса и знаю, что к чему… Мертва… Да, да, мертва. Вы долго будете базарить, майор? Или все же начнете работать?.. А не мешало бы. – Он отключил телефон и недовольно заметил: – И откуда после аттестации в полиции такие тупоголовые берутся? Оставляли вроде лучших. – Затем подошел к Бестужеву: – Сергей! Взгляни на меня!
Бестужев никак не реагировал, оцепенело глядя перед собой и продолжая держать голову Ларисы.
– На меня смотри, старлей! – крикнул Гончар, и Сергей наконец поднял глаза на подполковника.
– Вот так, – кивнул тот, – а теперь слушай меня, сынок. Ларису Константиновну не вернуть. Скоро сюда приедет следственно-оперативная группа. Надо положить, извини, труп так, как он лежал, и привести себя в порядок. Это тяжело, понимаю, но ты же офицер, ты справишься. Вернуть жену невозможно, а вот найти убийцу надо обязательно. Но для этого следует взять себя в руки. Следаки будут допрашивать тебя. И от точности твоих показаний зависит очень многое. Ты понял меня, Сережа?
Сергей молча положил голову жены на диван. Встал, не снимая окровавленной рубашки, взял со стола сотовый телефон, нашел нужный номер, нажал клавишу вызова.
– Воронов, слушаю! – раздался голос следователя.
– Это Бестужев!
– А, Сергей, рад тебя слышать. Вы уже вернулись в Москву?
– Валера, только что убили Ларису.
– Что?! Как убили?
– Снайпер, из соседнего дома. Приезжай, если сможешь, ты очень нужен мне.
– Да, конечно. Убийство произошло при тебе?
– Нет, я выходил.
– Это кто-то видел?
– Да. Но хватит, я жду тебя.
– Выезжаю! Держись, Серега!
– За что, Валера, держаться? И зачем?
– Об этом поговорим. Сам к окнам не подходи.
– Убийце нужна была жена, и он забрал ее.
Бестужев отключил телефон, упал в кресло, глядя на мертвое, побледневшее лицо супруги. По щеке боевого офицера, которого издевательства боевиков не могли заставить подчиниться, пробежала крупная слеза. Второй раз в своей взрослой жизни он заплакал, на этот раз от безраздельного горя.
Около 9 часов «Ил-76» начал снижение. Сидевшая рядом с Веселовым корреспондент испанского телеканала «Селена» Мэйт Буэно повернулась к капитану:
– Сколько нам еще осталось лететь, сеньор офицер?
– Где-то полчаса, минут сорок.
– Наконец-то мы попадем хоть в какую-то цивилизацию. Нас встретят?
– Я должен передать вас старшему офицеру ФСБ. А он, наверное, в посольство Испании.
– Господи, неужели я скоро вернусь домой!
– Вы вернетесь, Васко Маркес вернется, а вот оператор ваш… он погиб из-за меня.
– Почему вы так говорите?
– Потому что снайпер стрелял в меня, а Солис оказался на линии огня.
– Вы чувствуете вину?
– Да.