Верховоды не знали, радоваться им или нет по поводу того, что русский даже не попытался ответить на шквальный огонь. Им хотелось думать, что его сразу же посекло пулями, однако, зная, что приходится иметь дело с профессионалом, до конца в этом уверены не были. Мафиозо вместе с адмиралом дали команду прекратить стрельбу. Наркобарону хотелось взять русского живьем и сурово наказать, чтобы весть об этом разлетелась по всей Латинской Америке. Мол, если уж согласился работать на дона Хулио Гарсия, то не вздумай дергаться. Даже если бы десантник был найден в доме убитым, экзекуция была бы произведена и над мертвым телом. Пещерные законы местной мафии давали о себе знать.
Батяня лежал за перевернутым топчаном, вслушиваясь в голоса. Благодаря своей феноменальной памяти он хорошо различал, когда говорил крючконосый, а когда спецслужбист. Лишь голоса президента слышно не было. Судя по всему, и бандитский главарь, и главный помощник диктатора стояли чуть правее от входа. Это был самый край простреливаемой зоны. Андрей понимал, что достать их там будет не так просто. Но все-таки он рискнул. Верховоды обменялись очередными репликами, собираясь отправить в дом гвардейцев в бронежилетах. Русский убедился, что оба оставались на своих прежних местах. Он выдохнул, молниеносно вынырнул из-за своего укрытия, ударил по створке дверей, освобождая пространство для винтовки. Бандиты и гвардейцы едва успели поднять свои автоматы, как Лавров дважды выстрелил по мафиозо и спецслужбисту и тут же вернулся в исходное положение. Выпущенные им пули задели и одну, и другую цель. Оба верховода были ранены – наркоделец в правую, а адмирал в левую руку. Они резко покинули простреливаемую зону и отдали новый приказ об обстреле. Впрочем, бандиты и сами без приказа возобновили стрельбу.
Батяня отстреливался как мог. Опять же ему хорошо помогала его способность запоминать расположение противника. Поэтому из пяти выстрелов вслепую – четыре оказались точными. Противник негодовал. Гарсия орал как резаный, обещая лично подвесить русского над костром и закоптить. Русский ждал подходящий момент, чтобы завалить очередного бандита или гвардейца. Внезапно на него навалился кто-то сзади, пытаясь задушить. Комбат среагировал мгновенно. Крепко держа двумя руками винтовку, он сделал ею резкое движение назад и ударил нападающего прикладом. Хватка у того сразу ослабла. Андрей повернулся и увидел, что это был недобитый ранее оператор. Последнему повезло выжить даже после плотного огня своих же дружков. Недолго церемонясь, десантник выхватил пистолет и застрелил врага.
Все это происходило на фоне новой волны плотного огня. Батяня оценил новый поворот ситуации и решил в очередной раз схитрить.
– Не стреляйте! Я ранен! Я сдаюсь! – изо всех сил заорал он.
– Прекратить огонь! – скомандовал своим бандитский главарь и обратился к русскому:
– Давай выходи, черт проклятый!
– Я не могу идти! Ноги перебиты! – лукавил Батяня.
– А, сука, получил все-таки! – злорадно воскликнул Хулио. – Сейчас я своих парней пришлю. Они тебя вытащат. Только без лишних движений! И чтобы мы руки твои могли видеть!
– Да какие там движения! Я ранен! Еле двигаюсь! Руки поднять не могу! Выставлю их перед топчаном! Будут прямо из дверей торчать! – русский продолжал водить за нос противника.
– Ладно! Давай! Как только увидим руки, я сразу отправлю бойцов за тобой! – согласился крючконосый.
Лавров во время диалога с неприятелем подтащил к топчану тело убитого оператора. Форма на нем была похожая на форму самого майора. Да и комплекция приблизительно совпадала. Майор приподнял убитого и положил на ребро перевернутого топчана так, чтобы руки торчали через дверной проем.
– Аа-а-а… Как больно… – имитировал он стон тяжелораненого, а сам отполз в дальний угол. Там перезарядил винтовку и проверил количество патронов в пистолете. Можно было воспользоваться заминкой и все-таки уйти через черный ход.
Однако Андрей решил этого пока не делать, рассчитывая хотя бы еще немного уменьшить «численный состав вражеских групп».
С улицы послышался шум от быстрого передвижения людей. Это были пятеро гвардейцев, которых спешно снабдили бронежилетами и касками, специально доставленными с военного корабля. Они старались быть максимально осторожными, но хитрости со стороны русского не заподозрили. По крайней мере к двери подошли практически вплотную и были готовы вытащить врага из-за топчана. Один и в самом деле дернул «приманку» за руку и с изумлением констатировал:
– Он сдох.
– Как сдох?! – разозлился крючконосый. – Тяните его сюда.
Бойцы разом взяли труп за руки, собираясь выполнить приказ. Едва они это сделали, как Батяня открыл по ним огонь. Он целился каждому из них в лицо. Трое были убиты в считаные секунды. Четвертый получил ранение и свалился за порог наружу дома. Пятый успел затаиться за дверями. Он хотел продолжить бой. Однако у верховодов продолжение противостояния с русским вдохновения не вызвало. Слишком уж затяжным оказалось боестолкновение. Его продолжение при непредсказуемости исхода могло послужить началом деморализации гвардейцев президента и боевиков мафии.
Стараясь говорить максимально тихо, наркобарон и спецслужбист приказали своим подчиненным забросать дом гранатами. Без лишних слов, увещеваний, предупреждений это было сделано. В окна дома деревенского старосты полетели гранаты. Синхронно прогремели взрывы, разрушившие часть стен и вызвавшие пожар. На взрывы отреагировала и пребывавшая в ступоре толпа. Жители деревни стали разбегаться кто куда. Пламя очень быстро объяло дом Корсеги. Бандиты и солдаты возобновили стрельбу. Для пущей уверенности – а вдруг русский и в огне не горит?! В действительности же там было такое пекло, из которого выйти было невозможно.
Ткачева сразу после испытания отправили в лагерь потерпевших авиакатастрофу. Отправили не в одиночку, а вместе с несколькими головорезами, одетыми как местные жители. Атташе за время перехода отошел от шокового состояния и морально подготовился к разговору с пассажирами. Продумал, что и как будет говорить им.
В лагере Сергея встретили если не настороженно, то с определенным недоверием. Он, ощущая это, все же осмелился плести небылицы о скором спасении.
– Корабль с Кубы уже подошел, – уверял он. – Пристал к берегу в районе деревни. Там, где наиболее удобно причалить. Сами спасатели уже в пути. Но им не так просто идти сквозь джунгли. У них там носилки и груз со всем необходимым. Люди подготовленные, но все равно в силу этих обстоятельств передвигаются медленно.
– И что же нам сейчас делать? – уточнил Селиванов, будучи не в состоянии забыть о героине в ящиках дипломатической почты.
– Ну как что! – разыграл удивление Ткачев. – Всем, кто более-менее в здравии и может передвигаться, нужно идти им навстречу. А я вместе с местными побуду здесь. Мы покараулим груз самолета и раненых.
Посла так и подмывало спросить о наркотиках. Однако он, переглянувшись с Сенниковым, сдержался. И одному, и второму хотелось верить в лучшее. Они прекрасно понимали вину Ткачева, переправлявшего героин в Россию. Командиру экипажа не давали покоя последние слова погибшего водителя посольства. Ведь именно фамилию атташе ему прошептал умирающий. Тогда это показалось пилоту странным и невозможным. Нынче же его стали терзать сомнения. Впрочем, он был вынужден отбросить их подальше. Но на тот момент выше любых подозрений было другое – спасение измученных ожиданием людей. Поведение же военного атташе ничем особенным не отличалось от обычного. На вид это был все тот же человек долга, прикрывавшийся маской разбитного парня. Фальши или неискренности во взгляде, в жестах, в словах не ощущалось. Селиванов и Сенников решили, что если уж на самом деле к лагерю приближаются спасатели, то следует во всем им содействовать. С атташе и его весьма сомнительными «гешефтами» можно было разобраться уже на Родине. Посол руководствовался при этом принципом: «Он, конечно, сукин сын, но он наш сукин сын».