В самом деле, жизнь складывается из случайностей, и всего невозможно предусмотреть даже талантливому полководцу. Случайности – это гигантская мозаика, составляющая картину реального мира.
Никогда не знаешь, во что вляпаешься. О вышеизложенных международных интригах искусствоведческого толка Прохоров не имел ни малейшего представления. Он видел перед собой только эсэсовцев, тяжеленные ящики и… застывший на лугу трехмоторный транспортник. При этом он ни на секунду не забывал, что он – летчик.
Слава богу, немцам не пришло в голову обыскивать телегу, они не собирались тратить на это время. Штандартенфюреру не терпелось избавиться от груза, который мог приманить на его голову бойцов Армии Крайовой, а от случайно попавшихся на дороге польских крестьянах, от которых попахивало самогоном, он не ощущал никакой угрозы. Сделают свое дело и пусть себе катят дальше, не подозревая, в чем приняли участие.
– Осторожно, возить по одному, – предупредил он, когда Кузьмин с Фроловым взялись за ящик.
Прохоров сидел за возницу, раненая рука пока не позволяла ему таскать тяжести.
Илья с Аверьяновичем бережно поставили ящик на телегу. Михаил пошлепал губами и потянул за вожжи. Конь опасливо стал спускаться с откоса, телегу, как могли, придерживали Фролов с Кузьминым.
– Гут, гут… – приговаривал штандартенфюрер.
Колеса глубоко проваливались в переувлажненную почву. Телегу приходилось выталкивать руками. Наконец выбрались на сухое.
– Все еще везет, – бормотал Кузьмин. – Ни о чем не догадались. Погрузим эти чертовы ящики и подальше отсюда. Говорил же, лучше коня отпустить.
Глаза Прохорова уже горели, он, не отрываясь, смотрел на приближающийся самолет. Машина хоть и была довольно старой, но все равно впечатляла своим совершенством. Прямоугольный в сечении фюзеляж, блестящая гофрированного металла обшивка, квадратные иллюминаторы.
Телега лениво переваливалась по неровностям, ее уже догонял командир «Юнкерса». Возле самолета груз поджидали другие члены экипажа, как понимал Прохоров – второй пилот, механик, штурман и радист. Он обернулся, эсэсовцы так и не спустились на луг, оставались возле машины с остальными ящиками.
– Грузите, я не смогу, – тихо шепнул друзьям Прохоров. – Рука не слушается, болит.
Те послушно взялись за ящик. Командир по невысокому откидному трапу поднялся в самолет, прошел в кабину, сел за штурвал, принялся листать журнал. Механик со штурманом взялись помогать с погрузкой. Один, стоя внутри самолета, второй держал на весу и толкал ящик вместе с Фроловым. Скрежетали металлические полоски обивки по полу отсека. Ящик с трудом вполз внутрь. Илья опустил руки, голову и часто дышал. Тяжелая работа далась нелегко. Кузьмин уже был внутри самолета, вместе с механиком центровали ящик в фюзеляже.
Прохоров никому не сказал о своих планах, решил действовать на свой страх и риск. В его памяти вновь четко прорисовался до невозможного обидный случай, когда его «Дуглас» немцы заманили ложными сигнальными кострами на лесной аэродром. После чего он и попал в плен.
И теперь ему представилась возможность восстановить справедливость, отомстить за случившееся практически в такой же ситуации. Пусть не тем самым людям, но на войне все солдаты безлики, такими их делает форма. Убиваешь не человека, а врага.
Михаил нырнул рукой под солому, выхватил автомат и скосил очередью штурмана, стоявшего совсем рядом с Фроловым. Илья только отскочить в сторону успел. Следующим упал механик, стоявший в самолете спиной к Прохорову. С разворота он выстрелил в радиста, оказавшегося у него за спиной. Тот уже выхватил пистолет, но дослать патрон в патронник не успел.
Очередь прошла мимо, однако перепуганный, не приученный к стрельбе конь, рванулся и подмял под себя немца, колесо от телеги отвалилось вместе с передней осью, передок врезался в землю, конь оборвал упряжь и, оставив подводу, поскакал по лугу. Кузьмин уже выскочил из самолета и побежал прочь. Со стороны шоссе по нему ударили очереди.
– Куда? Назад! – крикнул Аверьяновичу Михаил.
Тот послушно развернулся, забежал и присел, спрятавшись за телегу.
– Какого хрена! – выкрикнул Фролов.
– Не убьют. К оружию! – Прохоров словно обезумел, он абсолютно не чувствовал боли в руке, хотя пару минут назад с трудом мог шевелить ею.
Ему сейчас было все равно, что предпримут его товарищи. Он принял решение и не собирался от него отступаться. Михаил и сам не заметил, как именно оказался в «Юнкерсе» – то ли по трапу взбежал, то ли просто запрыгнул в него прямо с земли. Из проема кабины полыхнуло. Командир стрелял из «парабеллума» навскидку. Летчики обычно плохие стрелки, если речь идет о личном оружии, – практики мало. Одно дело тир, другое – живая мишень, которая вдобавок целится в тебя и стреляет на поражение.
Пуля чиркнула по обшивке, высекая из нее искру. Сам Прохоров не рисковал стрелять, боялся повредить самолет, ведь противник находился в кабине, ничего не стоило одним выстрелом разнести панель управления.
Михаил вскинул автомат, командир тут же исчез из проема, опасаясь сокрушительной очереди. Этим Прохоров и воспользовался. Он бросился в проем. Прозвучал еще один выстрел. Михаил даже не понял, попали в него или нет, таким сильным было возбуждение. Прохоров набросился на противника, сбил его с ног. Вдвоем в тесной кабине было не разойтись. Дерущиеся не на жизнь, а на смерть сцепились в узком проходе. Немец тянулся к горлу Прохорова, тот изо всех сил давил ему коленом на грудь. Раненое плечо совсем некстати отозвалось пронзительной болью. Михаилу показалось, что он на мгновение потерял сознание. Скорее всего так и случилось. Когда свет вновь забрезжил для Прохорова, командир «Юнкерса» уже сдавливал ему горло и сипел в лицо.
Налитые кровью глаза смотрели на Михаила. Он дернулся, но ничего не смог поделать. Холеный враг был явно сильнее его. Лишь отчаянное, обостренное желание выжить могло переломить ситуацию. Прохоров попытался ударить немца локтем в живот, но удар вышел скользящим и не принес никакого вреда.
Казалось, что уже шея хрустит под сильными пальцами врага. У Михаила закружилась голова, он не мог вдохнуть, в глазах потемнело. И тут что-то пронеслось совсем рядом с его головой. Ударило. Цепкие пальцы командира «Юнкерса» ослабли. Михаил сумел распрямить спину и обернулся. За ним стоял Фролов с лопатой в руке. На конце зазубренного лезвия густым кармином краснела кровь. Михаил перевел взгляд на немца. Тот лежал навзничь…
– Где лопату взял? – почему-то это больше всего заинтересовало Михаила.
– В самолете лежала, – донеслось в ответ.
– Правильно. И я с собой всегда в полет лопату брал, – отстраненно проговорил бывший летчик. – Аэродром-то грунтовый. Вдруг подкопать придется?
– Ты что несешь?! – закричал Илья. – Нас всех из-за тебя убьют!
Прохоров пришел в себя, он бросился в грузовой отсек, краем глаза успел заметить прячущегося за ящиком Кузьмина с абсолютно безумным взглядом. В руках Аверьянович держал автомат. Мешки, прихваченные им из телеги, лежали на полу. Михаил выглянул в открытый бортовой люк. Эсэсовцы были уже недалеко – метрах в ста. Они бежали и стреляли на ходу.