В палате была установлена сплит-система, поэтому окно было закрыто. А жаль. Мне бы очень хотелось послушать, о чем переговаривается эта сладкая парочка. Но даже если бы у меня была такая возможность, все равно нельзя было задерживаться под окном. Вдруг палата охраняется? Вдруг охранник, что находился сейчас в коридоре за дверью, решит глянуть, что там под окном.
Я шмыгнул за куст, затаился, восстанавливая дыхание. Шло время, но мимо нас никто таки не прошел, если не считать санитарки с эмалированным тазиком в руке.
Пока все складывалось очень удачно. И Ремезов в больнице, и Настя может к нему приехать в любой момент. Может, она завтрак ему собирается привезти? Если так, то встреча с ней может состояться в любое время.
Мы тихонько перебрались поближе к воротам, как могли, замаскировались, наблюдая за местом, где Настя могла оставить свою машину. Мне хотелось есть, пить, тело невыносимо чесалось и зудело, но я готов был мириться со всем этим.
Ведь Настя появится вот-вот. Но прошло время завтрака, потом обеда, затем наступил вечер, а она так и не навестила своего брата. А мы с Иваном весь день пролежали под кустами, изнывая от голода и жажды. Даже Мухтар понял, как тяжело нам и принес Ване обглоданную кость. Спасибо ему, конечно, но мы еще не дошли до такой стадии…
Наступила ночь, а мы так и продолжали нести свою вахту. Успокаивало только то, что за день нас не обнаружили. И еще мы ни разу не видели людей, похожих на охранников Ремезова. Не было в больнице никаких крутых парней, которые могли представлять для нас опасность. И милиция нас не тревожила. И Жмыхов не появлялся. Значит, не ищут нас здесь. И Ремезова никто не беспокоит… Но меня угнетала мысль, что мы сами не ищем Настю. Может, ее и в живых-то нет…
За Настю я переживал напрасно. Она появилась на следующее утро. Как я и ожидал, подъехала на машине, на «Хаммере» своего брата. Красивая, гламурная. Костюмчик на ней льняной — модный и не жаркий, босоножки. В руке она держала изящную хозяйственную сумку, видно, в ней она несла передачу для брата. Уверенной в себе деловой женщиной ее можно было назвать с натяжкой. Вроде бы и свежо выглядела она, но движения какие-то неловкие, и сама она немного скованная, растерянная, нервы, похоже, напряжены. Может, потому и не смогла она закрыть машину Вытянула на ходу руку, в которой держала брелок, нажала на кнопку, но двери не закрылись. Мысленно витала где-то далеко, чтобы обратить внимание на звук, с которым автомобиль ставится на охрану. Вернее, на отсутствие этого звука. Фары не мигнули ей на прощание, но и этого она не заметила.
Сегодня был мой день: и Настя появилась, и в машину к ней забраться будет нетрудно. Багажнике «Хаммере» большой, объемный, именно туда мы с Иваном и забрались. Мухтар собирался запрыгнуть вслед за нами, но я вовремя закрыл дверь.
Да, багажник действительно большой, но так ведь и Ваня тоже не маленький. К тому же воняло от него нещадно. На воздухе это чувствовалось не очень, а здесь в тесноте я начал медленно сходить с ума. И мысленно воспел славу Насте, когда она вернулась в машину. А славил я ее за то, что у брата она не пробыла и четверти часа.
Машина тронулась с места, плавно и мощно набирая ход, выехала за ворота. Тут и выскочил черт из табакерки.
— Тихо, Маша, я — Дубровский! — сказал я, усаживаясь на заднее сиденье.
Между передними креслами в специальном гнезде у нее стояла бутылочка с водой. Я с жадностью схватил минералку, скрутил пробку, сделал несколько больших глотков. Выпил я только половину, остальное передал Ване.
— Ты?!
В зеркало заднего вида я увидел, как полезли из орбит ее глаза.
— Нет, это мой призрак.
— Призрак?! — спросила она, опуская боковое стекло. — Призраки так не воняют!
— Да вот, душ в тюрьме не работает. Профилактические работы. Нас отпустили на пару часов, в баню, говорят, сходите… А у тебя дома как раз банька хорошая.
Не зря говорят, что вшивый все время думает о бане. А вши меня заели так, что я с удовольствием закрылся бы сейчас в сауне с Настей. Причем на нее ни разу бы не взглянул, так мне хотелось дочиста вымыться…
— Ага, хорошая, — подтвердил Иван, усаживаясь рядом со мной. — Отвезешь?
— Вы что, издеваетесь?
— Мы издеваемся? — оторопел я от такой наглости. — Кто нас к себе домой привел? Кто сбежал? Кто нас подставил?.. Или ты не знаешь, что с нами было? Давай соври, что не знаешь! У тебя хорошо получается!
Настя удрученно глянула на меня через зеркало заднего вида:
— Я не вру… То есть я не врала, когда вела вас к себе. Я не знала, что будет милиция…
— А сбежала зачем?
— А зачем ты меня про Альберта стал спрашивать?
— Это тебя так испугало, что ты из окна выпрыгнула?
— Ну, не то чтобы испугало… Эдик жив, можно было договориться…
— Правильно, если можно договориться, то мы уже и не нужны?
— Ну, да… Но я не собиралась вас подставлять. Я думала, что вы сами уйдете, когда поймете, что я сбежала… Я не думала, что к нам уже ехала милиция…
— Сама по себе ехала? Или Жмыхов навел?
— Жмыхов… Но это я потом узнала…
— Когда с ним договаривалась?
— Да, мы с ним договорились. Ну, не с ним, а с его хозяином… Эдик продал им часть своих акций, отказался от управления заводом. Это, конечно, поражение, но не катастрофа.
— Не катастрофа и жить можно?
— Можно.
— За часть акций вы получили деньги, за другую — будут дивиденды. Можно жить в свое удовольствие, не напрягаясь.
— Ну, Эдик не может не напрягаясь. Он еще один завод построит, поменьше, но только свой. Савельев не против…
— А против того, чтобы мы из тюрьмы вышли, он против?
— Ему до вас нет никакого дела.
— А Жмыхову?
— Он против.
— Поэтому ты обвинила нас в краже…
— Э-э… Жмыхов заставил! — Настя скривила лицо в страдальческой гримасе. — Пойми, он здесь царь и бог!
— Ты предала меня, Настя.
— Я понимаю…
— Ты знаешь, я как-то не очень удивился, что ты так поступила…
— Я же тебя предупреждала, что я жестокая и циничная, — тяжко и с надрывом вздохнула она.
— Это не оправдание.
— Да я и не оправдываюсь… И прощения не прошу…
— А ты попроси.
— Ты же все равно не простишь.
— Прощу. Если заявление заберешь.
— Какое заявление?
— О краже.
— Не было никакого заявления. Следователь спросил, как вы в моем доме оказались. Ну-у… и-и…