Звонить ему Глеб не стал: где наружка, там и прослушка, а он еще хотел немного погулять на свободе. Проводив генерала и его хвост до Лубянки, он смотался в ближайшее кафе, плотно позавтракал и вернулся на свой наблюдательный пост напротив служебного подъезда. Поскучав там часа полтора или два, он совсем уже, было, собрался подыскать себе до вечера какое-нибудь более конструктивное занятие, но тут ворота открылись, и из них выехал служебный автомобиль Потапчука. Стекла покрывала густая тонировка, но, судя по тому, как просели амортизаторы, машина шла далеко не порожняком.
И вот что странно: группа наружного наблюдения за ней не последовала. Она куда-то испарилась, пока Глеб завтракал, и, кажется, не собиралась возвращаться к исполнению своих обязанностей. Отозвали? Или Потапчук просто уступил машину кому-то из своих подчиненных?
Нужно было или оставаться на месте, или ехать вдогонку. И то, и другое представлялось рискованным: а вдруг не угадаешь? Но других подсказчиков, кроме собственной интуиции, у Сиверова не было, и он последовал за генеральским «мерседесом». Вскоре водитель последнего включил «крякалку» и проблесковые маячки, и висеть у него на хвосте, оставаясь незамеченным, стало затруднительно.
Глебу это с грехом пополам удалось, хотя на финишном отрезке, пролегавшем по тихой боковой улице, шедшей параллельно Ленинградскому шоссе, пришлось немного отстать: транспорта здесь было мало, а водитель за рулем «мерина» сидел опытный, бывалый, обученный замечать слежку. Тем не менее, он поспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как Потапчук выходит из машины.
Вид у товарища генерала в этот момент был далеко не такой цветущий, как утром, а два бугая в штатском, один из которых нес магазинный пакет с продуктами, здорово смахивали на самый обыкновенный конвой. После подобающих случаю церемоний вся троица скрылась в подъезде; по прошествии нескольких минут бугаи вышли – одни, без генерала, сели в машину, и «мерседес» укатил. И буквально в ту же минуту во двор въехала и припарковалась напротив подъезда неброская «мазда». Внутри сидели как минимум два человека, и ни один из них даже не подумал выйти. Немного поерзав на тесной парковке, «мазда» заползла в жидкую тень произраставшего на газоне чахлого каштана, ее двигатель заглох, передние окна с обоих бортов слегка приоткрылись, и из щелей густыми клубами повалил табачный дым.
Никто ни от кого не прятался, все было по-честному, в открытую: вот ты, вот мы – сиди и не рыпайся. Это было уже не наружное наблюдение – это была охрана. Его превосходительство явно взяли под арест – пока только домашний, но зарекаться от тюрьмы ему явно не стоило.
Но в этом море скорби имелся островок надежды – правда, такой крохотный, что Глеб с трудом его отыскал. Теперь, когда положение Федора Филипповича прояснилось вплоть до официального статуса арестанта, он почти наверняка располагал хоть какой-то информацией о причинах – как минимум, тех, что повлекли за собой арест. Ведь не за неправильный же переход улицы его замели! У Глеба имелась тысяча вопросов, а у Потапчука, возможно, завалялась хотя бы парочка ответов.
Оставалось только придумать, как эти ответы получить.
До темноты ничего умного так и не придумалось. Оставалось только то, чему Глеба когда-то неплохо обучили в спецшколе: идти напролом.
Выбравшись из машины, он обогнул дом и вошел во двор. Остановившись в тени трансформаторной будки, куда не проникал свет уличного фонаря, оценил обстановку.
С тех пор, как он был тут последний раз, обстановка не изменилась: немолодая синяя «мазда» стояла на прежнем месте под каштаном, в темноте салона разгорались и гасли огоньки двух сигарет. Задрав голову, Глеб обвел взглядом окна нужного подъезда. Первый этаж исключался: даже пожилой человек, если подопрет нужда, может рискнуть здоровьем и сигануть с такой несерьезной высоты. Лови его потом по всему двору!
Окна второго Глеб осмотрел мельком. Квартира явно была оперативная; здесь встречались с информаторами, вербовали, допрашивали. Почти наверняка здесь еще и били, а что время от времени кого-то держали под замком, можно было не сомневаться. И далеко не все люди, которых здесь мордовали, были стариками со слабым сердцем. А для молодого, тренированного человека прыжок со второго этажа – пустяк.
В окнах третьего, четвертого и пятого этажей Глеб не увидел ничего интересного, кроме все тех же разноцветных занавесок. Кое-где в темных оконных проемах мигали голубоватые отсветы телевизионных экранов. Сиверов с неудовольствием подумал, что обстоятельной беседы с охранниками, кажется, не избежать, но тут в окне на четвертом этаже шевельнулась занавеска, и на ярко освещенном фоне возник до боли знакомый силуэт. Федор Филиппович стоял у окна, глядя в темный двор, и с видимым отвращением что-то жевал – как показалось Глебу, сосиску, которую по-детски держал в кулаке, время от времени поднося ко рту, чтобы откусить.
– Сидит девица в темнице, а коса на улице, – ухмыльнувшись, пробормотал Сиверов. – Коси, коса, пока роса!
С этими словами он покинул укрытие и, вертя в пальцах незажженную сигарету, направился к синей «мазде» – косить.
* * *
Повинуясь повелительному взмаху полосатого жезла, черный «БМВ» с тонированными окнами прижался к обочине и остановился. Поскольку уже стемнело, водитель дисциплинированно включил аварийную сигнализацию и нажатием клавиши заставил опуститься стекло по левую руку от себя. Непредвиденная задержка была тем более досадной, что до условленного места встречи осталось всего ничего: ярко освещенная стоянка перед супермаркетом виднелась в каких-то двадцати или тридцати метрах впереди через дорогу. Подполковник даже разглядел на ней знакомый «лексус» с броской трехцветной наклейкой спецпропуска под ветровым стеклом. Он досадливо поморщился: тот, кто сидел в «лексусе», не любил ждать, зато обожал корчить из себя большого начальника и устраивать разносы. Обломать его, конечно, ничего не стоило, и Молчанов неоднократно это проделывал. Но каждый раз это стоило ему энного количества нервных клеток, и он начал всерьез побаиваться, что когда-нибудь не выдержит и просто пристрелит этого урода, как собаку.
Вынимая из внутреннего кармана пиджака документы, подполковник непринужденно, как бы невзначай, отстегнул язычок наплечной кобуры, в которой лежал успевший снискать себе весьма дурную славу в определенных кругах пистолет. Такая предосторожность оказалась излишней: гаишник был один, повышенной подозрительности не проявлял и ограничился тем, что сделал замечание по поводу тонировки оконных стекол – дескать, освещение сейчас, конечно, не то, чтобы в установленном порядке проверить коэффициент прозрачности и составить протокол, но и так, без проверки, невооруженным глазом видно, что грубое нарушение налицо. Советую как можно быстрее его устранить, потому что, согласно новому постановлению, с первого числа следующего месяца с тонированных машин мы будем просто снимать номера. И не мне вам объяснять, что получить их обратно будет хлопотно и очень, очень недешево.
И даже денег не взял – то ли чудак попался, то ли было в лице и выражении глаз подполковника Молчанова что-то этакое, антикоррупционное.