– Я слышал, у нас только полчаса, – борясь с делающимся нестерпимым желанием попросить сигарету, напомнил Федор Филиппович.
– Да, – спохватился Слепой, – верно. Виноват, увлекся. Так вот, во Львове, в полусотне метров от пересечения проспекта Шевченко с улицей Дудаева, в меня стреляли. Стрелял явный недотыкомка, у которого обе ноги левые, а руки растут оттуда же, откуда и ноги. Видите царапину? Вот, на лбу. – Он повернулся к свету, чтобы Федору Филипповичу было виднее. – Пальнул, промазал, разбил, стервец, бутылку французского вина, загадил всю комнату и решил, что я готов – не побежал звонить в милицию, значит, мертвый. Потом возвращаюсь домой и вижу у подъезда засаду. Остальное – дело техники. Итак?..
– Стреляли, говоришь? – переспросил генерал. – Что-то в этом роде я предполагал. Непонятно только, почему не попали. Должны были попасть, живой ты им не нужен. Два Слепых – это, знаешь ли, чересчур даже для огромного постсоветского пространства…
– Не знаю, как для постсоветского пространства, а для меня, действительно, чересчур, – сказал Глеб. – И при этом меня со вчерашнего дня не оставляет ощущение, что нас именно двое, и что нашу общую, одну на двоих, биографию, если еще не напечатали в «Московском Комсомольце», то напечатают в ближайшее время. А потом пригласят на телевидение в «Пусть говорят», и мы будем битых два часа в прямом эфире со скандалом выяснять, кто из нас настоящий… Так вот, значит, за что вас повинтили! Высокопоставленный покровитель жестокого убийцы, новоявленный доктор Франкенштейн с Лубянки – создатель кровавого чекистского монстра… И чего же этот монстр успел натворить, пока я ползал по камням и дрался за хот-доги с футбольными фанатами?
Отдав должное его манере выражаться недовольным кряканьем, генерал по возможности коротко, но исчерпывающе поведал ему историю последних двух – трех недель: сколько и какого народа уложил в землю подполковник ФСБ Молчанов, сколько раз и на чем прокололся, и каким образом генерал Тульчин, его оперативники и высокое руководство связали этого неприятного типа с ним, генералом Потапчуком.
– Стреляет, как бог, а действует, как лох, – немного грубовато, но точно подытожил Слепой, выслушав его рассказ. – Да, вы правы: все эти проколы – никакие не проколы. Несомненно, это тщательно организованная, хорошо продуманная и подготовленная подстава. Самый сложный ее элемент, на мой взгляд – информационное обеспечение. Это, конечно, в том случае, если вы лично не принимали непосредственного участия в организации всех этих неприятностей. А поскольку все эти неприятности бьют, в первую голову, по вам, вам они нужны, как прострел в пояснице. Так что для меня вы почти вне подозрений.
– Ура, – язвительно проворчал Федор Филиппович.
– Скажу без ложной скромности, – оставив без внимания его реплику, продолжал Глеб, – главное тут – как эти сволочи смогли пронюхать, что тихий московский обыватель Глеб Петрович Сиверов и агент по кличке Слепой – один и тот же человек. И ведь все же знают, до последней мелочи – приметы, домашний адрес, паспортные данные, марку, год выпуска и номер машины… да все! Вплоть до марки пистолета и размера глушителя. Как будто я – не я, а, вот именно, простой законопослушный обыватель, какой-нибудь менеджер среднего звена, за моральным обликом которого хозяева внимательно следят через сайт «Одноклассники»… Как будто это вы своей рукой составили на меня подробную ориентировку. Как?! – вот, что непонятно. Поймем это – поймем и все остальное. Что там с этим стукачом… как его – Полосухин? Знакомое что-то, из классики – то ли Ильф и Петров, то ли Зощенко, то ли вообще Булгаков… Вы в курсе, что это за овощ?
– Откуда? – брезгливо поморщился Потапчук. – Общение с платными информаторами уже давно не входит в круг моих должностных обязанностей.
– Да ну?! – весело изумился Глеб.
– Ну, ладно, ладно… Но уровень-то!.. Это же не академик, нобелевский лауреат, и не посол иностранной державы, а какой-то игроман – бывший мент, частный детектив, специалист по копанию в грязном белье… Тьфу, мерзость!
– Это да, – признал Слепой. – Ладно, черт с ним, с информатором. Есть ведь еще этот майор, который якобы сливал ему сведения об операции Тульчина – Барабанов, да? Вот повезло человеку с фамилией! Майор госбезопасности Барабанов, друг и одноклассник платного стукача… Такого нарочно не придумаешь!
– Веселись, веселись, – проворчал Федор Филиппович.
– Ладно, ладно, веселись, только свечки берегись, – скороговоркой продекламировал Сиверов и уточнил: – Корней Иванович Чуковский, «Доктор Айболит».
Задев локтем колени генерала, он открыл перчаточное отделение – попросту говоря, бардачок. Внутри автоматически включилась лампочка, при свете которой Потапчук первым делом увидел пистолет – отечественного производства, современный, с двухрядным магазином на восемнадцать патронов и удобно изогнутой, с выемками для пальцев, пластмассовой рукояткой. Он был модной серебристо-черной расцветки, матово-зернистый, с толстой ствольной коробкой, похожей на брусок какого-нибудь щелочного металла – например, натрия. Сразу вспомнилось, как в незапамятные школьные времена Андрюха Аракчеев исхитрился свистнуть у химички кусок этого самого натрия и на большой перемене, когда их повели завтракать в школьную столовую, бросил этот брусок в стакан со сладким горячим чаем – гля, пацаны, как оно там бегает! «Оно» действительно резво бегало по поверхности, описывая круги, шипя, пузырясь и прямо на глазах уменьшаясь в размерах. Пацаны, собравшись в кружок и оживленно комментируя наблюдаемое диво, склонились над стаканом, едва не засунув в него носы. Потом Андрюха поднял стакан над головой, чтобы было видно всем, и в это мгновение в стакане рвануло – коротко, но довольно сильно. Столб пламени взлетел до потолка, в закопченной емкости осталась едва ли четверть первоначального объема, и это, понятное дело, был уже не совсем чай – вернее, совсем не чай. То, что вылетело наружу, попортило кое-кому школьную форму и – по счастью, только слегка – верхние слои эпителия.
И Федор Филиппович вдруг подумал – как ни странно, впервые за все эти долгие, долгие годы: а что, если бы Андрюха тогда не поднял стакан над головой?
Да ничего, ответил он себе. Просто образовалась бы небольшая группка инвалидов детства по зрению, и восьмиклассник Федя Потапчук в их числе. Не было бы тогда в ФСБ такого генерала, и всех этих скользких, неприятных неприятностей тоже бы не случилось – сидел бы себе, клеил на дому картонные коробочки или электрические розетки на ощупь собирал… Милое дело!
– Предупрежден – значит, вооружен, – ворчливо процитировал он старую латинскую поговорку.
– Вооружен – значит, готов к труду и обороне, – быстро возразил Глеб. – Особенно к обороне. Берите, берите. Даст бог, не пригодится, но чует мое сердце, что вы еще помянете мою доброту. Я тут рискнул здоровьем и наведался в одну из своих конспиративных берлог. Нарочно выбрал ту, о которой вы знаете, чтобы лишний раз убедиться: вы тут ни при чем, а тот, кто это замутил, осведомлен далеко не обо всем.
– Убедился?
– Да. И вооружился. – Глеб сунул руку за пазуху, и Федор Филиппович непроизвольно вздрогнул, различив в свете далекого уличного фонаря знакомые зализанные очертания пистолета Стечкина. – Как говорится, лечи подобное подобным. Или, выражаясь по-русски, клин клином вышибают. Вот телефон, номер которого пока не значится ни в одной базе, кроме базы мобильного оператора, а следовательно, и не прослушивается. Говорить по нему все равно не надо, в квартире полно микрофонов, так что будем, как нынешняя молодежь, общаться посредством текстовых сообщений. Только под видеокамерами этим не занимайтесь. Вы уже выяснили, где они находятся?