– Уверен, он мог указать только на Уварова, – сказал Сиверов. – А Уваров, в свою очередь, приложил бы все усилия к тому, чтобы этого не произошло. Пиф-паф, ой-ой-ой, зайчик убит при попытке к бегству…
– Не знаю, – упрямо произнес Тульчин. – Ну, голословно ведь! Даже если вы не ошиблись, и это именно тот человек, его вину еще надо установить, а установив, доказать…
– Доказать? – переспросил Федор Филиппович таким тоном, словно Тульчин предложил ему пойти подглядывать в окошко женской бани. – Сейчас докажем, это нам раз плюнуть. Давай, зови его сюда! Ну?.. Ну?.. Что?.. И где он?
– Действительно, где? – удивленно повторил Тульчин, просунув голову между спинками передних сидений и вертя ею из стороны в сторону в поисках куда-то запропастившегося подполковника. – Ведь только что был здесь!
– Две минуты назад сел в машину и уехал, – спокойно сообщил Сиверов.
Теперь Андрей Константинович и сам видел, что золотистый «лексус», который Уваров приобрел совсем недавно и так им гордился, что, казалось, готов был прямо в нем и жить, тоже куда-то исчез. А на том месте, где он совсем недавно стоял, теперь благодушно покуривали два пэпээсника – один длинный и тощий, как жердь, даже в бронежилете, а другой – метр с шапкой, но зато поперек себя шире и с румянцем во всю щеку.
– Вот он сам тебе все и доказал, – подлил масла в огонь Потапчук. – Если нужны еще доказательства, думаю, вскоре он тебе их предоставит.
– Послушайте, товарищи, – немного придя в себя, с трудом выговорил Тульчин, – вы – вы оба – в своем уме?
– А что такое? – лениво удивился Слепой.
– Справку показать? – поддержал подчиненного Потапчук.
– Да я просто отказываюсь вас понимать! – вспылил Андрей Константинович. – Если вы так уверены в его виновности, почему ничего не предприняли? Надо было его брать… стрелять, в конце концов!
– Чтобы все твое войско открыло по нам ответный огонь? – съязвил Федор Филиппович. – Да и потом… гм…
– Товарищ генерал-лейтенант хочет сказать, что это ни к чему, – пришел на выручку отчего-то замявшемуся шефу Слепой. – На организатора Угар не тянет, он – от силы второй номер, связующее звено между заказчиком и всеми остальными фигурантами дела. Вполне возможно, будучи взятым под стражу и припертым к стенке, он назвал бы имя своего хозяина…
– Вот именно!
– И что дальше? Этот хозяин наверняка представляет собой довольно видную фигуру – с высоким социальным статусом, с деньгами и связями… Да какими связями! Вы что, всерьез думаете, что способны посадить такого человека, а посадив, продержать за колючей проволокой хотя бы в течение года? Признаться, настолько наивным вы не выглядите.
– И чего вы рассчитываете добиться, отпустив эту гниду гулять на свободе? – хмурясь, спросил Андрей Константинович.
– Справедливости, – без промедления ответил Слепой. – Как бы напыщенно это ни прозвучало, именно ее. Хотя бы в самом примитивном варианте: всем сестрам по серьгам, а Сеньке по шапке. Око за око, зуб за зуб, и так далее. В общем, что заслужил, то и получи. Теперь, когда в этом уравнении осталась всего одна неизвестная, события не заставят себя долго ждать. Пресловутый хозяин знает, что его благополучие и жизнь отныне находятся в не слишком чистых руках Угара. А Угар, в свою очередь, не сомневается, что шеф непременно захочет укрыть его дерновым одеяльцем. И что с того, что он крыса? Крыса – умнейшее существо, а как она ведет себя, если ее загнать в угол, вы видели? Как будто курок спустили – щелк, и куска кошачьего мяса как не бывало. Думаю, именно так он и поступит – щелк! Боевого опыта и специальных навыков ему не занимать, он еще в спецшколе показывал отличные результаты. Так что…
Он красноречиво пожал плечами и замолчал.
– Да, товарищи, – изумленно протянул Тульчин. – Да, Федор Филиппович, – обратился он непосредственно к Потапчуку. – До меня, конечно, доходили слухи о твоих методах работы, да я, дурак, не верил…
– Теперь поверил? – участливо осведомился генерал Потапчук. – Что, скажешь, плохие методы?
– Плохие не плохие, а законными их точно не назовешь. М-да…
– Следить за соблюдением законности – функция прокуратуры, – сообщил Федор Филиппович. – А моя работа – как и твоя, между прочим, – защищать интересы государства. Улавливаешь разницу?
– Эту разницу я давно уловил, – сердито проворчал Андрей Константинович. – Лечи подобное подобным, выбивай клин клином – так, знаешь ли, можно черт-те куда зайти… Но я другого не понимаю. Что же это получается: Уваров восстановит эту вашу так называемую справедливость, и все?
– Все, – подтвердил Сиверов. – Совсем все. Ну, что вы на меня так смотрите, товарищ генерал? Федор Филиппович, скажите хоть вы ему! Земля-то круглая! Если вовремя не остановиться, рано или поздно окажется, что, чем дальше бежишь, тем ближе подбираешься к исходной точке. А останавливаться нельзя – догонят. Так ли, этак ли – конец все равно один.
– Да он у тебя философ, – сказал, обращаясь к Федору Филипповичу, генерал Тульчин.
– Еще какой, – подтвердил генерал Потапчук и почему-то тяжело вздохнул. – Редчайшей разновидности: философ-практик.
Обнесенный высокой кирпичной стеной бревенчатый терем высотой в три этажа (не считая цокольного, в котором размещались гараж на три машины, подсобные помещения и еще много всякой всячины), совсем как боярские хоромы времен Ивана Грозного, изобиловал кокетливыми островерхими башенками, наружными лесенками, балкончиками, галереями и переходами. Все это великолепие радовало глаз затейливым деревянным кружевом ажурной резьбы, лоснящимися выпуклостями любовно обработанной и покрытой светлым (и, если верить рекламе, практически вечным) лаком древесины, причудливой формой точеных балясин, мудреными жестяными флюгерами и блеском отмытых до скрипа стрельчатых, с частым переплетом, чтобы не выбивались из стиля, многочисленных окон.
Данное сооружение, которое местное население называло не иначе как Хоромы (именно так, с большой буквы и с надлежащим пиететом), стояло на пригорке, возвышаясь над деревней, как замок средневекового барона. Ночью его ярко освещали галогенные прожекторы, и деревенские с некоторых пор полюбили вечерком выйти поглазеть на бесплатное зрелище – действительно, впечатляющее, – которое являли собой сияющие в ночи всеми своими рельефными и ажурными финтифлюшками Хоромы.
Пробраться под покровом ночи в этот сказочный терем и стибрить оттуда что-нибудь, могущее пригодиться в хозяйстве, никому из местных алкашей даже в голову не приходило – надо добавить, не приходило с некоторых пор. Раньше-то, конечно, случалось всякое – сперва случалось, а потом перестало – как отрезало. Потому что хозяин Хором был человек уважаемый, заслуженный, герой Чечни и даже, по слухам, орденоносец – говорили, что чуть ли не генерал.
Ясно, для пропивших последний ум деревенских ухарей наличие у человека заслуг и орденов – не препятствие, а, наоборот, дополнительный стимул. Что это были за заслуги, надо еще разобраться, а ордена легко превращаются в деньги, которые, в свой черед, еще легче превращаются в самогон – такая вот, если угодно, череда волшебных метаморфоз. Но человек, с мясом выдравший из фермерских угодий преизрядных размеров кусок и отгрохавший на нем трехэтажный терем из финских цилиндрованных бревен, даром что уже немолодой, с рук никому и ничего не спускал – выведывал наверняка, будто в волшебное блюдечко глядел, находил вора и, примерно наказав, как правило, получал свое имущество обратно – бывало, что и с процентами. А если получать оказывалось нечего – случалось и такое, притом нередко, – продолжал наказывать до тех пор, пока не отводил душу. Иногда сам наказывал, а чаще поручал это приятное, но довольно хлопотное и маркое дело своим подручным – здоровенным мордоворотам в камуфляже, которых у него на дворе в разное время проживало от двух человек до полного десятка. И некоторые из наказанных потом на полном серьезе божились, что мордовороты – это еще ничего, но вот сам Лукич – этого, братцы, не дай вам бог в страшном сне увидеть.