— Зарядить «подствольники»! Навесом, «лягушками»! Стрелять по моей команде! Равняй прицел! Без суеты…
После первой команды Валидов выждал время, необходимое на зарядку подствольных гранатометов, а потом первым, уперев приклад в землю, сделал выстрел. Автомат в руках подпрыгнул, граната полетела, но взрыва гранаты старший лейтенант не услышал, потому что один за другим стали стрелять бойцы его двух отделений. Короткие очереди рвали воздух. Одновременно и скалы стали огрызаться так же интенсивно.
Положение бандитов было, мягко говоря, незавидным. Если же более конкретно, то вообще критическим. Мало того что они с трех направлений собрались в одну группу, которую можно уничтожать, ни за кем не гоняясь по холмам предгорий, они еще и между двух огней оказались, и не спасло даже то, что многие успели залечь. Граната-«лягушка» как раз и предназначена для поражения лежачих целей, а бронежилеты были только у нескольких человек. Но и бронежилет не в состоянии защитить ноги, руки и головы.
С остатками банды было покончено быстро. Те шестеро, что пытались прорваться назад в ущелье, не смогли пройти простреливаемую сверху территорию и легли рядом со связанными «носильщиками», которые таращили глаза, наблюдая за происходящим…
Номер старший лейтенант вспомнил легко.
— Майор Мухаммадгафуров. Слушаю вас…
— Товарищ майор, это Валидов. И где обещанная бригада из прокуратуры? Нам уже надоело ждать. Патроны скоро в таком ожидании кончатся. Благо еще, поставщики патронов нашлись.
— У тебя все в порядке, старлей? Проблем нет? — Майор Мухаммадгафуров не сразу справился с волнением и не смог убрать из голоса удивление, насторожившее Валидова и заставившее его прибегнуть к обману:
— Бока отлежали. Земля жесткая. Это тоже большая проблема.
— Про каких поставщиков патронов ты говоришь?
— Оружие у убитых в долине не собрали, а у каждого запас патронов имелся. Вот мы свои «рожки» и пополнили. Без этого нельзя. Так что с прокуратурой?
— Тут возникли большие сложности.
— Послать некого? Все в запое?
— Чуть хуже.
— Не можете сказать по телефону?
— Отчего же. Могу. У нас вокруг города резко обострилась обстановка, куча разных банд объявилась. Наши с тобой парни, внутривойсковики, «краповые», что с нами были, возвращались раньше нас и попали в засаду. Все расстреляны, машина сожжена. Машины прокуратуры и Следственного комитета к тебе ехали и нарвались на ту же самую засаду, как раз когда «краповых» добивали. У них тоже машины сожгли, а часть людей перестреляли. Хорошо еще, что другие «краповые» им в охранение выделены были. После перестрелки банда отступила в лес, но преследовать не стали, потому что не могли своих сопровождаемых без охраны оставить. Пошли в преследование только после того, как мы подъехали. Безрезультатно. Никого не нашли и не догнали. А ты все ждешь, старлей?
— Куда же я денусь! Было приказано…
— Добро! Не переживай. Ждать — это не воевать, это чуть-чуть проще. Ты не стреляешь, и в тебя не стреляют. Когда ждешь, больше вероятность и выжить на любой войне…
Майор словно бы давал дополнительную тему для разговора, чтобы выудить информацию, которую старлей упорно ему не давал. Но Валидов тему не поддержал, а заговорил о другом:
— Оно, конечно… Так что со следственной бригадой, товарищ майор?
— Сейчас, сейчас уточню в прокуратуре, когда к тебе другую бригаду пошлют. Потом перезвоню.
— Я жду… — поторопил его старший лейтенант.
* * *
— Товарищ старший лейтенант, вам ничего не показалось странным в вооружении этой банды? — Старший сержант Кологривцев выглядел озабоченным, о чем говорили морщины, собравшиеся на его молодом лбу.
— Докладывай. Что тебе показалось странным?
— Обычно банды как бывают вооружены? Кто что добыть сумел. Чаще даже АК-47, чем АК-74. Откуда-то с консервации добывают. И патроны оттуда же…
— Они автоматы в подвале собственного дома консервируют, — подсказал младший сержант Носов. — «Заготовки» на голодный год.
— Но все — вразнобой. А у этих у всех АКСУ, похоже, одного года выпуска, из одной партии, — продолжал Кологривцев, не обратив внимания на меткое замечание младшего сержанта.
— Может, склад ограбили, — предположил старший лейтенант.
— Может, и склад, может, и так просто со склада выдали. У кого на вооружении такие автоматы стоят?
— Полиция, — ответил за старшего лейтенанта Носов.
— Это первое… — гнул свое Кологривцев. — Второе тоже интересное. В утренней банде был хоть один тип с бритым подбородком? Мне такой на глаза не попадался.
— Был один, — констатировал командир взвода. — Юнец, борода вырасти не успела.
— Здесь, во второй банде, только половина бородатых, остальные все бритые. Я что-то среди бандитов бритых редко видел. В лесу бриться сложно, особенно восточному человеку. У них борода растет не по дням, а по часам.
— Да, местным жителям, кто бреет бороду, приходится бриться по два раза в день, — согласился Гази Талгатович. — И обязательно с горячей водой, иначе все лицо обдерешь.
— А кого, кроме военнослужащих, заставляют сбривать бороды? — продолжал свою мысль старший сержант.
— Ментов, — опять подсказал младший сержант Носов.
— Предполагаю, как вариант. И пытаюсь связать это с манипуляцией рюкзаками.
— У меня тоже подозрения есть, — добавил Валидов. — Обыщите убитых. Все документы — ко мне. Будем потом рассматривать. И еще… «Трубки» у всех соберите. Владельцев потом определим. У бородатых можно не брать, только у бритых.
Пока солдаты собирали документы и трубки сотовой связи и рассматривали содержимое карманов убитых, командир взвода прошел между ними, бросая взгляды на разбросанные в разных позах тела. Каждого смерть застает по-разному. Вспомнились слова матери, сказанные давно, еще в его детстве: «Господь говорил, в чем застану умерших, в том и судить буду». Это означало, как объясняла мать, что судить человека будут по делам его и в первую очередь по делам перед смертью.
Хотя по документам в управлении кадров ГРУ и по автобиографии, в которой тоже указывалась национальность, Валидов и числился дагестанцем, он не был мусульманином, как и не считал себя, подобно отцу, атеистом. Но и к православным относить себя не решался, хотя многие слова православной матери помнил. После ее смерти никто не взял мальчика за руку и не привел его в храм, тем не менее запавшие в душу слова самого дорогого для Гази человека остались там навсегда. И сейчас, проходя между убитыми, он думал: как Господь будет судить этих людей? В чем он застал их? В преступлении? В страхе и отчаянии? Тогда суд этот и в самом деле будет называться Страшным судом…
* * *