Артобстрел!.. Но кто?.. Откуда?..
Снова взвизг, пламя, грохот, звон стекла, крики... Мишель упал на живот, прикрыв голову руками. Кто-то тяжело шмякнулся на него, скатился рядом, и там, где он упал, Мишель почувствовал, как рубаха его стала вдруг горяча и стала липнуть к телу.
Да ведь его убили! — понял Мишель, отчего-то зная, что это уже не живой человек, а мертвец, которому нельзя помочь.
Снова громыхнул взрыв, посыпались обломки.
«Где же Валериан Христофорович и Паша? — вдруг вспомнил Мишель. — Их надо непременно найти!»
Но тут снова ахнуло, на этот раз уж вовсе близко, и Мишеля, оторвав от земли, швырнуло в воздух и, перекувыркнув, куда-то понесло, обо что-то ударило, и что-то невозможно тяжелое рухнуло на него, погребая под собой.
«Как же так? — в отчаянии подумал он, карабкаясь сквозь боль и страх. — Да ведь это же смерть!.. Да ведь так нельзя, умирать, не повидав Анны, ведь он обещал ей вернуться живым, он должен, прежде чем умереть, объясниться...»
Но эта самая важная, самая последняя мысль путалась и рвалась, вытесняемая из сознания болью и чернотой.
Все, он умер?..
* * *
...Средь серой пыли, дыма и обломков возились, копошились люди — они ползали на коленях, мотая головами, разыскивая свои вещи, натыкаясь на чемоданы, на мертвецов, на ошметки разорванных тел, на обломки кирпичей. В здание вокзала угодил снаряд, который, пробив стену, разорвался в зале ожидания, в самой гуще людей — кто не был убит и ранен, тот был контужен отраженной от стен взрывной волной.
— Саша!.. Саша!.. Сашенька!.. — громко и монотонно звала какая-то женщина.
Валериан Христофорович, спавший в углу на подстеленном пальто, теперь стоял на четвереньках, зачем-то отряхивая его от кирпичной пыли. Пальто было разорвано в нескольких местах вместе с подкладом, и теперь его можно было лишь выбросить.
— Валериан Христофорович, что с вами? — встревоженно спросил Паша-кочегар, одежда которого выглядела ничуть не лучше. — Вы живы?
— Кажется, живой... Вот, полюбопытствуйте, милостивый государь, беда-то какая... пальто почти новое! — расстроенно отвечал Валериан Христофорович.
— Вы Мишеля Алексеевича не видели? — перебил его Паша-кочегар.
Валериан Христофорович бросил пальто, взгляд его обрел осмысленность.
— Да-да, верно, — забормотал он. — Ведь он там, на скамье был! Жив ли он теперь — ведь рвануло-то аккурат в том самом месте! Да вы, как я погляжу, тоже ранены! — ахнул Валериан Христофорович, заметив кровь, стекавшую по лицу матроса.
— Где?
— Да вот же! — мазнул пальцем Валериан Христофорович.
— Да, верно, — подивился Паша-кочегар, промокнув ладонью кровь. — Но это пустяки, царапина... Вот кабы сюда шестидюймовый снаряд главного калибра нашего «Мстислава» угодил — всех бы в клочья!
И к чему он о том сказал?..
Мишеля нашли подле стенки, придавленного каким-то дородным мужчиной. Мертвым. Того стащили за ноги в сторону, наклонились.
— Ну, чего там? — страшась ответа, спросил Валериан Христофорович.
— Вроде кости целы, — ответил Паша-кочегар, ощупывая тело. — Товарищ Фирфанцев!.. Мишель Алексеевич, вы живой?.. Куда вас ранило-то?
— Вы переверните его, переверните!
— Ага, сейчас!..
Какая-то новая неведомая сила, ворвавшись в черноту, стала отчаянно ворочать и трясти Мишеля, доставляя ему тем ужасные страдания.
«Не надо, мне больно!» — хотел было возмутиться Мишель. Но смог лишь что-то глухо промычать.
— Надо же — живой! — заорал близко торжествующий голос. — Я же говорил!
Мишель сел, мотая головой из стороны в сторону.
Был он, не считая нескольких кровоподтеков, цел, хоть получил сильную контузию. Тот дородный мужчина, что лежал на нем, спас его, приняв в себя назначенные Мишелю осколки.
— Да вы, милостивый государь, в рубашке родились! — радовался Валериан Христофорович. — Ведь во второй раз смерть обходите — помните Хитровку, как в вас из револьвера подручный Федьки Сыча стрелял, да вместо вас в колье пулей угодил!
«Да нет, уж не во второй, уж поболе», — подумал про себя Мишель, вспоминая расстрел в Кремле, пред воротами Арсенала, да еще другой, в ЧК.
И то верно — везучий он, доколе только?..
— Что здесь случилось? — спросил Мишель.
— Вроде поляки наступают, — ответил Паша-матрос.
* * *
И верно, за выбитыми окнами все не стихала, все ухала орудийная пальба, да теперь стала слышна трескотня выстрелов.
Наступают?.. Но коли наступают, то скоро будут здесь!
— Где начпрод?
Валериан Христофорович закрутил во все стороны головой.
— Да ведь только здесь был!..
— Сбег! — ахнул Паша-кочегар. — Как есть — сбег!
— Ну, тогда и нам уходить надобно, — сказал, с трудом унимая нестерпимую головную боль, Мишель.
— Так поезд еще не подали! — ответил Валериан Христофорович.
— Не будет никакого поезда, — сказал Мишель. — Пути наверняка обстрелом порушены — надобно коней или повозку искать или пешком идти. Здесь скоро поляки объявятся!
— Да откуда ж им взяться? — не поверил Валериан Христофорович. — В городе красных полков без счету да бронепоезд еще!..
— Будут, непременно будут, — уверил Мишель, прислушиваясь к орудийной пальбе, — да ведь, коли по звуку судить, тех батарей не одна и не две, да стреляют бегло, с переносом огня по заранее намеченным целям — значит, сие не просто бой, а тщательно подготовленное наступление. Не устоят полки, побегут!
Мишель обшарил живот и спину, нащупал сбившуюся назад кобуру, вытащил, проверил револьвер.
— Вы что, стрелять намереваетесь? — подивился Валериан Христофорович.
— Там поглядим, — ответил Мишель.
Рассыпающиеся частым горохом выстрелы звучали уж совсем рядом, уж на станции — а кому стрелять, как не полякам или... не по полякам...
Паша-кочегар бросился было к выходу.
— Куда? — крикнул ему вослед Мишель. — Не туда, там теперь самая рубка будет — через заднюю дверь надо!
Пересекли разрушенный снарядом зал. За Мишелем, признав в нем, хоть был он в штатском, офицера, потянулись какие-то солдаты.
Вышли из станции.
Было уже светло.
Мишель замер, оглядываясь... Стрельба, все нарастая, катилась с запада. Польские батареи били куда-то за станцию — верный признак, что скоро сюда прорвется враг, уж коли артиллеристы перенесли огонь в глубину, дабы своих не пострелять.