И как оправдаться?
А черт его знает!
Потому что вопросов — больше чем ответов. А задавать вопросы в объяснительной негоже, потому что в объяснительной принято объяснять!
А коли так, то сочинять надо типовую отписку, а самому меж тем искать убийц академика Анохина-Зентовича и тех лжемилиционеров, потому что, кроме него, их никто искать не станет! А самое главное, надо понять, как так может быть, чтобы в одной отдельно взятой стране, в одно и то же время, существовало два одинаковых, с идентичными повреждениями, колье, и притом оба — оригиналы!
Понять и тем отвести от себя все подозрения.
Стать победителем, чтобы стать неподсудным!
То есть привычно поставить на «зеро» и проиграться в прах или сорвать банк — потому что Мишель-Герхард фон Штольц по легенде своей, ставшей его второй натурой, — игрок, который ставит на кон все, что имеет, дабы выиграть все, что только ни пожелает!
Только так — выиграть или проиграть.
Третьего — не дано!
Дело предстояло легкое, да уж шибко мерзкое.
— Где у вас тут мертвецкая?
— Мертвецкая-то?.. Вона ту сарайку видишь, так там они, сердешные, все и лежат.
И верно...
От сарайки за версту несло трупным запахом, что памятен был Мишелю еще по германскому фронту.
Уж как не хотелось туда соваться, да надобно было!
Помедлив, взялся он за медную ручку, дернул ее на себя, отчего-то задержав дыхание.
Из-за двери, чуть не сшибив с ног, выпорхнула туча зеленых мух, закружила, отчаянно жужжа и тыкаясь в лицо. Осень выдалась жаркая, а в прокорме мухи, видно, нужды не испытывали...
— Вы уж не обессудьте, милостивый государь, ступайте первым, — жалостливо попросил Валериан Христофорович. — Я страсть как покойников не уважаю.
Наклонившись, чтобы не разбить лоб о низкую притолоку, Мишель шагнул внутрь. Со света на мгновение ослеп, стоял, щурясь и подслеповато озираясь по сторонам.
— Хто такие? — окликнул его кто-то.
За длинным дощатым столом на приставленной лавке сидел сторож в резиновом фартуке, ел похлебку, погружая в синеватую жижу деревянную ложку и хрустя ржаным сухарем.
В помещении было не продохнуть от густого и, казалось, липкого смрада и повсюду, жужжа и сталкиваясь, носились жирные зеленые мухи, ползали по полу, по стенам, по столу, по тарелке, по рукам и лицу сторожа.
— Как же вы, голубчик, тут и ешьте-то? — ахнул Валериан Христофорович.
— А чего? — подивился сторож. — Коли вы про запах, так мы к нему привыкши, чай, пятнадцатый годок здеся служим.
Да вдруг, оторвавшись от трапезы, прикрикнул:
— Чего надоть-то?
— Покойника поглядеть, — ответил Мишель, с трудом сдерживая тошноту.
— Ну так глядите, коли охота, их много тута: хошь бабы, хошь мужики, хошь младенцы, хошь отроки с отроковицами.
И снова, склонившись, стал хлебать ложкой суп, громко чавкая.
Валериан Христофорович побелел лицом и ткнулся носом в платок.
Да и все готовы были бежать отсюда куда глаза глядят.
Да только нельзя было.
— Коего вам надоть? — доев похлебку и оттого подобрев, спросил служитель.
— Того, что с Пятницкой привезли, стреляного.
— Ноне все стреляные, нормальных покойников, которые от хворей преставились, почитай, вовсе нет. Когда его привезли?
— Летом.
— Ишь вспомнили! — ухмыльнулся служитель. — Сколь время-то прошло, его уж, можа, и нету вовсе.
— Как нет, — встрепенулся Мишель, — когда приказано было держать его до опознания!
— Как же их держать, коли жара и оне в три дня тухнут? А ваш вона скока лежит! Такого возьмешь, он в руках весь будто кисель разваливается, хошь веревками его поперек связывай! Ране-то, при царе-батюшке, мы их в холодной на лед клали, а ноне его нету, вот оне и тухнут!
— Но-но, ты мне тут контрреволюцию не разводи! — свирепо рявкнул Паша-кочегар. — Ты мне нужного покойника сей момент предъяви, покуда я тебя к нему рядом не определил!
— Коли вы его личность знаете, так сами и глядите! — огрызнулся служитель.
— Да уж, голубчик, не в службу, а в дружбу, вы его сами поглядите, — попросил Валериан Христофорович.
Да и Мишель с ним согласился.
— Ну чего, пойдешь, что ли? — спросил служитель, снимая со стены керосиновый фонарь. — Али сробеешь?
Паша-кочегар, наклонившись, решительно шагнул вслед служителю в другую дверь, откуда, хоть и так продохнуть невозможно было, дохнуло мертвечиной.
Через минуту, белый как полотно, он вышел.
— Там он, я его по платью узнал!
Вслед матросу из двери, пнув ее ногой, выбрался служитель, неся в руках, будто дите, покойника.
Того самого, что явился за драгоценностями и был застрелен из толпы неизвестным злодеем, когда его Мишель наземь свалил.
— Ентот, что ли, ваш?..
Узнать мертвеца было мудрено, так он весь разложился. Сторож шлепнул тело на лавку, собрал у него на груди руки, поставил в изголовье горящий фонарь. Сказал:
— Нате, глядите.
И обтирая руки о бока, вновь пошел к столу, взял свой сухарь да стал его догрызать.
Валериан Христофорович, захлюпав и зажимая рот, стремглав побежал к двери.
— Вы там опознователей кликните! — попросил его вдогонку Мишель.
Во дворе под присмотром красноармейцев с винтовками переминались с ноги на ногу несколько извлеченных из клоак Хитровки урок, на коих Валериан Христофорович указал.
— Да пускай заходят все разом!
Хитрованские жители, погоняемые красноармейцами, потянулись в мертвецкую, где выстроились рядком пред лавкой.
Позади них встал Валериан Христофорович.
— Покойничка, что на лавке, видите?
— Ну...
— Узнаете?
Хитрованцы, не морщась, глядели на покойника. Им к виду мертвяков было не привыкать, может, они сюда, в мертвецкую, не по одному прохожему спровадили.
— Ну, что скажете?
Все молчали.
— Значит, не знаете такого? — сожалея, переспросил Валериан Христофорович.
Урки стали разводить руками.
— Ну коли так — тогда поехали, — вздохнул старый сыщик.
— Куда этоть?