До последней капли | Страница: 57

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Выстрелы «ППШ» в многоголосье «АКМ» звучали все реже. А это обозначало, что автомат заглатывает последние патроны.

Две-три очереди — ответный выстрел.

Еще две-три — и снова очень короткий ответ.

И тишина.

Пять секунд. Десять. Двадцать.

Неужели зацепили? Или вышли патроны? Но ведь есть еще револьвер? У них у всех были револьверы!

Минута!

Бандиты перестали стрелять, перекликнулись.

До исходных позиций Сан Санычу было еще добрых семьдесят метров. Открыть огонь раньше значило выказать свою позицию и свои намерения и почти наверняка промахнуться. Конечно, в три автомата они могли уложить половину бандитов. Но только половину. Остальные залягут, закрепятся, и бой начнется по новой. Кто в нем возьмет верх — еще неизвестно. Может, ветераны. Может, бандиты. А может быть, ни те ни другие. Может, милиция. При всей ее нерасторопности она сюда в конце концов прибудет. И искрошит и правых, и виноватых в мелкую лапшу. Всех искрошит — кто при оружии. А при оружии — все!

Полторы минуты!

В остатке пятьдесят метров.

Уже сквозь заросли кустов просматривается поле брани. Уже видны осторожно привстающие бандиты. Поднялись на колени, еще разок, для верности, всадили в невидимую Полковнику позицию по пол автоматных рожка. Прислушались. Встали в рост. Пошли проверять дело рук своих.

Сан Саныч перестал ползти, взвел, направил в сторону идущих автомат. Теперь ждать, когда будет лучше, поздно. Теперь надо действовать, пока поздно не стало.

Сан Саныч прицелился.

Лишь бы фланги не подкачали. Лишь бы все были на местах.

Пора!

Полковник обжал пальцем курок и плавно потянул его на себя.

Выстрел!

Но не его выстрел! Чужой выстрел! Одиночный выстрел со стороны замолчавших было позиций. И отчаянный вскрик бандита. И обвал автоматного огня.

Значит, все-таки он жив. Тот, кто держит неравную оборону. Он просто ближе подпускал противника. Потому что не мог себе позволить тратить понапрасну патроны. Вернее, последний патрон. Тот, который не ушел в молоко. Который ушел туда — куда надо. В тело врага.

Однако он очень рисковал. Одинокий боец. Так близко подпускать врага к позициям опасно. Смертельно опасно. Когда атакующего противника отделяет от окопов лишь пара десятков шагов, его наступательный порыв сдержать уже почти невозможно. Всего десяток шагов до победы! До спасения! Подобное ничтожное для людей, играющих в догонялки со смертью, расстояние преодолевается за секунды. Отступать назад — дальше и дольше.

Похоже, тот боец уже не держит оборону. Похоже, он просто пытается подороже продать свою жизнь.

На этот раз, чего и опасался Сан Саныч, бандиты не залегли. Вдруг нахлынувшая ярость пересилила в них страх. Они желали достать врага немедленно! Чего бы им это ни стоило. Достать — и разорвать собственными руками.

Теперь на принятие решения и воплощение его в жизнь оставались секунды. Лежать дальше было бессмысленно. Надо было либо, воспользовавшись суматохой последних минут боя, ретироваться назад, либо наступать.

Уйти Полковник не мог. Оставалось наступать. Одному. На превосходящие силы противника.

По законам жанра Сан Санычу надо было встать в полный рост на широко расставленные ноги, небрежно выплюнуть в сторону горящую сигарету, сказать что-нибудь очень суперменское, вроде: «А что, ребята! Не пора ли расплатиться по счетам?!» — и стрелять навскидку, от бедра длинными очередями, поводя дулом автомата справа налево.

А если без законов жанра, то, как учили на фронте, — из положения лежа, под прикрытием какого-нибудь случайного камня.

Но лежа Сан Саныч не мог видеть своих врагов. Их, кого больше, кого меньше, заслоняли растущие впереди кусты. Как учили на фронте, в данном конкретном случае не подходило. Пришлось как в вестернах.

Сан Саныч поднялся, шестью длинными шагами добежал до небольшого пригорка, что был впереди. Встал на нем, причем именно так, как в кино, широко расставив ноги, но не для пущего эффекта — для более устойчивой опоры, и действительно от бедра, потому что на дальних расстояниях прицельная стрельба из «ППШ» себя не оправдывает, открыл огонь. Одной длинной, бесконечно стучащей очередью.

Крикнуть что-то там об оплате счетов и вкладах населения он не успел. А сигарет у него с собой не было. Пришлось стрелять просто, без художественных изысков. Да не сигареты стрелять. Из автомата стрелять.

Уже почти добежавшие до позиций бандиты ошарашенно замерли. Один, ткнувшись головой в землю, — навсегда. Залегать им было поздно и, развернув автоматы в сторону, представлявшую в данную конкретную секунду наибольшую угрозу, они открыли ответную стрельбу.

Так они и стояли, как на дуэли — в полный рост, уставя друг в друга плюющие огнем стволы.

Выиграть в этой дуэли Полковник не мог. Он мог только умереть и еще, если повезет, кого-нибудь убить. Но насчет повезет — сомнительно. На дальних расстояниях «Калашников» эффективней примитивного, как молоток, «ППШ». Скорее всего Полковник мог только умереть.

И умер бы. Если бы не еще два ствола. Те, которые он так ждал.

С правого и с левого флангов, одновременно, как инструменты в хорошо сыгранном оркестре, вступили еще два автомата. Вернее, два пистолета-пулемета Шпагина. Два «ППШ»!

Вовремя вступили. В самый раз.

Два «ППШ», плюс «ППШ» Сан Саныча. Плюс еще один пистолет, стреляющий из дальнего тыла. Пистолет, который держала вставшая в рост Марина. С такого расстояния она не могла ни в кого попасть, кроме как в Полковника. Но не стрелять — тоже не могла. Она должна была отомстить за дочь, за пережитые муки и страхи. Отомстить сама. Лично! Собственными руками!

Дура баба. Но и молодец!

Не ожидавшие такого поворота событий бандиты оказались под перекрестным, с трех сторон, огнем. Теперь спасти их могла только слаженность действий — мгновенный, без дополнительных приказов и криков, разбор целей. По секторам. Те, кто справа, — стреляют в правого. Те, кто слева, — в левого. Как минимум — ствол против ствола. А на некоторых направлениях так и по два.

Но чтобы уметь так, на рефлекторном уровне действовать, надо быть разведчиком. И еще ценить жизнь друзей выше жизни собственной. Тоже без дополнительного обдумывания. На уровне безусловных рефлексов.

Бандиты не были разведчиками и действовали по-другому. Они заметались в поисках безопасного убежища, попробовали прикрыться друг другом, попытались залечь, потом побежали, а потом закономерно умерли. Один за другим. Бестолково умерли, даже не прихватив никого из убивавших их врагов за собой.

Не хватило у них духу принять открытый бой с неизвестно откуда взявшимся, обложившим их со всех сторон, противником. Не хватило достоинства погибнуть как солдатам, приняв пулю в лицо. Совсем в другие места они приняли пули. В те, которыми повернулись.