Трое на берегу некоторое время подождали, всматриваясь вниз по течению, но река не отдала принятое.
— Все. Готов, — длинный повернулся к уже вставшему на ноги толстяку, — имей в виду он — на тебе.
— Испугал… — тот грязно выругался и отряхнулся. — А где телка, неужели сбежала?
— Держу, — пятый участник нападения также грязно выругался, — кусается и царапается, сука, как кошка…
— Тащи ее в кусты…
Тишина ожила треском ломающихся сучьев и пронзительным девичьим криком, который внезапно оборвался.
— Стой, — скомандовал оставшийся у валуна золотозубый, — давайте все в машину. И бабу тоже. Отъедем в лесок — нечего здесь следить…
Река продолжала свой молчаливый бег. Ее мутноватое течение тащило тело человека почти по дну. На излучине быстрина резко свернула к правому низкому берегу, и голова утопленника с маху зарылась в ил. Вверх поднялись пузырьки воздуха, человек вздрогнул и начал инстинктивно быстро махать руками, еще не соображая, где он находится.
И вода, сжалившись, вытолкнула обреченного на поверхность.
Человек всплыл, надсадно кашляя и отплевываясь, и поплыл к берегу. Он с трудом, на коленях, выбрался на местами заболоченную, с илистыми наносами, почву и бессильно ничком упал на песок.
Вокруг было тихо, лишь плеск речных волн мерной чередой нарушал ночной покой.
Внезапно человек вздрогнул, по его телу пошли судороги, руки стали цепляться за мокрую грязь. Парень приподнялся на колени, и его стало рвать: долго и мучительно, в том числе речной тиной.
Наконец, глаза его открылись, и он дико осмотрелся по сторонам. Звездное небо нависло сурово и неприветливо, а река глухо урчала, то ли сожалея об отданной жертве, то ли напоминая о пережитой опасности.
— Лена… — в хриплом голосе послышалась крайняя тревога.
Паренек сразу вспомнил о случившемся, и стал озираться вокруг, соображая, где же он сейчас находится.
Затем он решительно вновь бросился в воду и поплыл на левый высокий берег. Будучи неплохим пловцом, он переплыл стремнину наискосок за несколько минут…
Но было уже поздно. На берегу у валуна — никого. О случившейся трагедии напоминала лишь потоптанная в схватке трава, да обломанные ветви кустов. Он поднял свою курточку, валявшуюся подле зарослей кустарника, машинально отряхнул ее и внимательно прислушался.
Всхлипы реки не добавили ему оптимизма.
— Лена-а-а! — закричал он уже с тоской и с пониманием того, что случилось что-то ужасное.
Со стороны дороги донесся шум пронесшегося по шоссе автомобиля. Парень медленно побрел к дороге…
* * *
Грузовик был уже довольно стар, но судя сноровистости движения, присмотрен. В кабине грузовика ехали, покачиваясь на неровной дороге, водитель с усами под Владимира Мулявина и мокрый паренек.
— Искупался, что ли, — водитель попутного грузовика искоса посматривал на потемневшие от воды джинсы и рубашку. У ног подобранного им ночного скитальца скопилась небольшая лужица.
— Да… — машинально подтвердил попутчик, — то есть, нет! Сбросили в воду, сбили с ног. Гады! Сволочи…
— Хулиганье?
— Твари пьяные! Подонки!
— Вот мерзавцы! Я бы их… — громадные, потемневшие от машинной возни, кисти рук обхватили баранку и сжали ее до побеления костяшек.
Некоторое время оба ехали молча. Мотор гудел мощно и успокаивающе. Свет фар выхватывал из темноты зыбкие очертания придорожных деревьев и яркие пятна дорожных знаков.
— Куда тебе?
— Да, где высадите, по пути. Доберусь уж как-нибудь сам. Я на Комсомольской живу, почти в центре.
— Подброшу до дома. Мало этих ночных бандюг по улицам шастает? А милицию хрен дозовешься. Гаишники только пьяных водил по ночам высматривают, а во всякие разборки не встревают. Так что, довезу. Сам в переделке побывал в прошлом году. Да меня не очень то возьмешь…
И водитель вновь выругался, но незлобиво и тихо…
Машина въехала в ночной город…
* * *
Мать стояла у двери квартиры и с испугом смотрела на мокрого сына.
— Что с тобой, Саша? — она, конечно, не спала, дожидаясь его прихода.
— Упал, нечаянно, в воду…
— Господи! Голова разбита, кровь всюду… Ты подрался?
— Просто ударился о камни на берегу реки.
— Не обманывай меня. Садись на стул, сейчас промою марганцовкой и перевяжу.
Отец уже спал, а мать, как всегда, поохав, отнеслась к ситуации с пониманием и подробности выпытывать не стала. Она принесла ему сухую одежду, а все мокрое бросила в стирку.
— Я разогрею тебе котлеты…
— Спасибо, я не хочу есть. Ложись спать.
— Ну, хорошо. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Подождав с полчаса, пока все затихло, Саша подошел к телефону, который находился в прихожей, и набрал номер.
Трубку сняли сразу, видимо там тоже не спали, ожидая припозднившуюся дочь.
— Лену можно? — попросил Саша.
— Это Саша? — ответил женский голос, — ее еще нет почему-то, я уже беспокоюсь. Ты ее видел?
— Да. Мы встречались сегодня. Пусть она позвонит, как придет, хорошо? — и парень быстро повесил трубку, не дожидаясь ответа.
— Где это куртка? — он осторожно открыл платяной шкаф в прихожей, — неужели тоже в стирку положила? А, нет… Вот она.
— Саша, ты куда? — мать все-таки еще не легла, — что-нибудь случилось?
— Мне нужно. Скоро приду…
Выходя из дома, он оглянулся — окно на кухне светилось, и мать смотрела ему вслед…
* * *
Трехэтажное здание милиции было освещено фонарями. Кое-где в окнах еще горел свет.
Саша сидел перед столом дежурного оперативника в погонах старшего лейтенанта.
— Фамилия? — оперативник таращил на парня красные усталые глаза.
— Крастонов.
— Имя?
— Александр… Олегович.
— Работаешь, учишься?
— Студент первого курса института народного хозяйства.
Работник милиции привычно и сноровисто записывал установочные данные в стандартный бланк заявления о совершенном преступлении.
— Почему ты думаешь, что с девушкой что-то случилось? — устало поинтересовался офицер.
— Я же вам рассказал, как эти подонки на нас напали… Меня оглушили и сбросили в воду… А Лена до сих пор не пришла домой, я звонил.
— А, может, ей понравилось их общество, и… — оперативник осекся, увидев его взгляд. — Да, шучу я… Тут такого наслушаешься, да насмотришься — вот и чувство юмора такое, особое, появляется.