– Я свой век отжил – хоть так, хоть этак отжил… Всякое в жизни бывало, но краснеть мне не за что – за наградами не бегал, от пуль за спины товарищей не прятался. И теперь прятаться не стану. Не надейся. Нужен крайний – вот он я, других можешь не искать!..
Крепок был генерал и в жизни, и в смерти. Настоящий боец из того, из уходящего, времени, где идея была выше денег, выше выгод, выше даже жизни. Где за победу были готовы платить любую цену и платили любую цену. Где личный успех не шел ни в какое сравнение с общим. Где если рубили – то щепки во все стороны… Но зато и строили!..
А как иначе? Как может быть, чтобы интересы личности были выше интересов государства, когда любому дураку понятно, что отдельно взятая личность – это в большинстве своем сволочь, которая хочет только жрать в три горла, поменьше работать и давить слабого, обогащаясь за его счет. Как выигрывать войны, если солдат может иметь особое свое мнение в отношении приказа командира? Тогда никто на смерть не пойдет, тогда все пойдут в кашевары, чтобы подальше от фронта казенную тушенку налево толкать. Как строить великое государство, если каждый заботится только о своей шкуре, а до остального им дела нет? Как можно жить в анархии, где каждый сам по себе и все против всех?..
Не понимал генерал. Честно пытался понять и даже пытался плетью обух перешибить, да вот не смог. Не смог…
– Хочу попросить тебя… Не трогай моих близких. За свои ошибки должен отвечать я, только я один!
– Хорошо.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Тогда валяй, начинай. Я готов.
Генерал отвернулся.
Резидент взял со столика пистолет Макарова, вытащил обойму, проверил, есть ли в ней патроны.
Патроны были.
Генерал сидел, не оглядываясь на него, он внимательно смотрел в экран телевизора…
Странно, раньше там, в лесу, когда он тащил раненого, с прожженными ступнями Помощника, самым главным желанием было увидеть, как генерал умрет. А теперь нет. Теперь не хочется…
Может, потому, что он в чем-то прав? В том, что сегодня государство раздирают и разворовывают по кускам, а оно не может себя защитить и потому рискует исчезнуть с карт. И вряд ли чего-нибудь можно добиться законными методами, а можно только так, можно, взяв на вооружение приемы экономического рэкета. Как это сделал генерал.
Но если так, если он действовал во благо армии и государства, то он не враг, потому что Контора занимается тем же самым и такими же точно методами.
Тогда, получается, они союзники? И тогда прав был генерал, когда обвинил его в том, что он сработал на “них”. И выходит, что свои бьют своих, а выигрывают от этого те, чужие.
Но все равно теперь отступать поздно. Теперь уже поздно…
Резидент передернул затвор, досылая в ствол патрон.
– Вы не хотите кому-нибудь что-нибудь передать?
– Нет.
Резидент быстро, отметая сомнения, отрезая себе пути к отступлению, вскинул пистолет, поднес его к виску генерала и нажал спусковой крючок.
Грянул выстрел!
Голова генерала дернулась, и он уронил голову на грудь.
Резидент всунул рукоять пистолета в безвольно повисшую руку генерала, толкнул в скобу указательный палец.
Теперь надо прибрать и уходить.
Он быстро осмотрелся вокруг, отодвинул, поставил на место стул. Что еще?
Лист бумаги – надо проверить, что там написано…
На стандартном, какие подшивают в дела, листе рукой генерала было написано:
“Я не хочу больше жить. Я ухожу из жизни по собственной воле. Во всем прошу винить одного меня”.
Число…
Роспись…
Резидент положил записку туда, откуда взял, и пошел к выходу.
На душе было муторно Хоть водку покупай...
На улице он по привычке, почти не осознавая, что делает, проверился, вгляделся в мелькнувшие мимо лица. Прошел к остановке городского автобуса.
Домой, теперь домой…
Хотя какой это дом, очередная съемная квартира, каких было сотни. Благоустроенная казарма.
Резидент сел в первый подошедший автобус, номер которого он даже не заметил, проехал три остановки, в последний момент, когда двери уже закрывались, выскочил на улицу, перешел дорогу, запрыгнул в уходящий трамвай, проехал еще несколько остановок.
Все это он делал машинально, как делал всегда…
Едва добравшись до дома, он упал в постель и уснул мертвым сном…
Когда он проснулся, было уже далеко за полдень и сильно хотелось есть. Резидент оделся и пошел в магазин. Потому что разведчики тоже ходят в магазины, потому что разведчики тоже люди.
Он вышел из дома и добежал до ближайшего гастронома, где купил хлеб, кефир, яйца… Расплатился и вышел на улицу.
И вдруг увидел…
Что увидел? Он сам до конца не понял, просто ему что-то такое показалось. Что-то, что он не мог еще осознать…
Вон тот молодой человек!.. Его лицо ему было знакомо. Или это просто сосед, с которым он раньше встречался где-нибудь здесь же, в магазине?
Вспомнить, нужно вспомнить…
Нет, это был не сосед. Этого молодого человека он видел вчера” когда выходил из дома генерала Крашенинникова. Он видел его там, именно там!
Никак не меняя своего поведения, не убыстряя шаг, не оглядываясь, он пошел в сторону дома. Но теперь он был настороже, теперь он контролировал все, что происходило вокруг него.
Парень прошел за ним два квартала и исчез. Но появился такой же неприметный другой.
Нет, это не случайность, это слежка!
Резидент шел, помахивая пакетом, зависая возле табачных киосков.
Да – слежка!
Но откуда? И кто это может быть? Кто?
Охрана генерала? Но тогда они должны были охранять…
Случайные милицейские оперативники, принявшие его за находящегося в розыске преступника?
Нет, эти на милиционеров не похожи.
Или это какая-то “третья” сила. Например, те “кочки”, что возле части генерала Крашенинникова пытались взять в плен Помощника? Потому что откуда-то они взялись! А раз там взялись, то могли и здесь…
И что теперь делать?
Домой нельзя, дома могут быть они. Хотя найти там ничего невозможно, потому что ничего нет. Даже кефира с хлебом… Если вернуться домой, они запрут его там, как мышь в мышеловке. Надо оставаться на улице, улица дает больше возможностей на отрыв.
В ближайшем киоске Резидент купил бутылку водки и купил перочинный нож. Хоть какое-то, хоть такое оружие. И купил затемненные очки.