И снова с утра до вечера мы торчали перед мониторами тренажеров и в лингвистических кабинетах.
Через год, когда все преподаватели посчитали, что мы достаточно подготовлены, нам объявили условия экзамена. Такого мы не ожидали! Нет, это были не билеты, не зачеты и не письменные работы в классах.
— Пришла пора доказать, что вы не зря ели казенный хлеб. Мы объявляем «день открытых дверей». Завтра, послезавтра или через неделю вы отправитесь туда, в большой мир. С собой у вас не будет ничего кроме армейского комплекта. Не будет еды, денег, дополнительной одежды, документов, жилья. Не будет даже элементарной расчески. Все это вы должны добыть сами.
Это и будет главным условием экзамена. Скажем больше, мы не гарантируем, что на кого-то из вас не будет объявлен в месте заброски розыск и, значит, ваши портреты появятся на стендах и в планшетах постовых милиционеров. Это для стимуляции вашей подвижности.
Через два месяца мы отследим состояние ваших дел. Те, кто сможет легализоваться, организовать достойные легенду и быт, получат зачет и смогут вернуться домой или, по желанию, остаться там, где натурализовались. До особого распоряжения, может год, может пять, может больше, мы вас трогать не будем. Живите как хотите. Тот, кто будет раскрыт, кто в течение указанного срока обратится к нашей помощи — отправится дослуживать в свои старые части с исключением времени, затраченного на учебу.
Определим несколько НЕ.
Вы НЕ должны покидать определенную вам географическую зону. НЕ должны выходить, тем более обращаться за помощью к родственникам, друзьям и знакомым, посылать им письма, звонить. Вся переписка только через учебку. НЕ должны обнародовать наш контактный телефон без крайней, точнее даже без сверхкрайней необходимости. Если вы, вступив в конфликт с законом, попадетесь — выкручивайтесь самостоятельно. Не сумеете выкрутиться — сидите до конца контрольного срока.
И еще одно, может быть, самое серьезное НЕ. Никому, никогда, ни при каких обстоятельствах вы не должны рассказывать об учебке и характере вашего задания. Нарушение данного НЕ будет расцениваться как разглашение государственной тайны и наказываться по соответствующей статье уголовного кодекса.
Моя очередь наступила к исходу четвертых суток.
— Армейские сапоги, портянки, белье, х/б штаны и гимнастерка, шинель б/у, пилотка, — перечислил мой актив «костюмер», — теперь карманы.
Я вывернул карманы, выложил на стол те немногие вещи, что позволялось иметь в учебке.
— Носовой платок можешь оставить, — милостиво разрешил инструктор, глядя на мой шмыгающий нос, — не унывай, тебе еще повезло. Некоторых мы забрасывали на пляж в одних плавках. А у тебя шинелка!
— А куда меня направят? — попытался выведать я.
— Кто знает? Страна большая. Может в заполярную тундру, может в Сочи, — пожал плечами инструктор. — Иди лучше отъедайся последним ужином. Может статься, что в ближайшие сутки перекусить тебе не удастся.
Ужин я ел без аппетита, гадая, что меня ждет в скором будущем.
Я отвык от гражданки и опасался встречи с ней. Что-то будет?!
Ночью я летел на транспортном самолете, силясь по положению звезд и продолжительности полета определить точку выброса.
— Не мучайся. Дальше места не увезут, — посоветовал инструктор. — А время, что, оно и соврать может. У нас как-то одного такого следопыта полтора часа крутили над аэродромом, а выгрузили за забором родной учебки. Так-то.
Самолет пошел на посадку. Не давая возможности оглядеться, меня пересадили в крытую машину и везли еще около трех часов в неизвестном направлении. Наконец машина встала, дверца распахнулась.
— Выходи, приехали.
Я стоял на небольшой полянке среди хвойного леса.
— Два условия — эту дорогу не использовать и до смерти не умирать, — предупредил инструктор. — Ни пуха!
Мелкий дождик, капающий в лицо, отсутствие пищи, тайга на пять или сто километров вокруг и полная неизвестность — вот такой безрадостный получается актив. У диверсантов хоть парашют с собой имеется, оружие, спички, а я гол, как ощипанный сокол.
Стороны света я определил быстро, но какой от того прок, когда карта местности неизвестна даже приблизительно. Здесь что юг, что север, что квашеная капуста — все едино.
— Если не знаешь куда идти, ищи водоем, — вспомнил я совет инструктора по природному выживанию, — ручеек впадает в ручей, ручей в реку, река в другую более крупную. Где большая вода — там непременно встретится жилье. Люди без воды не могут.
Действительно, в первой же попавшейся на пути деревне можно, изобразив «кораблекрушение» и всплыв в одних трусах, обзавестись гражданской одеждой. В крайнем случае ее можно позаимствовать с ближайшей бельевой веревки. «Утопленника», даже если и поймают — не накажут. Народ у нас жалостливый, на утопленников и погорельцев руку не поднимает.
Я отыскал самую высокую сосну, влез на нее и внимательно огляделся. Ни населенных пунктов, ни просек, ни покосов, ни домов, ни даже реки не обнаружил. Но заметил небольшую грунтовую дорогу.
Взяв азимут, я часа за полтора дотопал до нее. Весь следующий день, лежа в хорошо замаскированном логове, я наблюдал за движением, в первую очередь отслеживая военные и другие, не сулящие мне добра, автомобили. Глупо в самом начале пути напороться на случайный патруль или собственными ногами притопать к КПП военного городка или секретной площадки. Лесная дорога чревата самыми неожиданными сюрпризами.
Ночью, выбравшись из схрона, я пошел вдоль обочины в выбранном направлении, прячась в придорожных кустах от фар встречных и попутных машин. У первого крупного перекрестка я снова залег на дневку. Здесь движение было более оживленное — машины сновали туда-сюда с интервалом не более пяти минут.
Постепенно картина вырисовывалась. Судя по номерам и характеру грузопотока, я находился где-то на стыке Урало-Сибирского региона. Ну что ж, не худший вариант.
В учебке рассказывали, что на заре ее создания, одного бедолагу курсанта по невнимательности пилота выбросили среди голой тундры. Немного озадаченный превратностями судьбы, курсант выбрал приглянувшееся ему направление и зашагал искать людей, среди которых ему предстоит натурализоваться. В это время в учебке, обнаружив, что в месте выброски на ближайшие тысячи квадратных километров ничего нет, развернули полномасштабную войсково-спасательную операцию, чтобы помочь жертве авиационной небрежности. Двухнедельный поиск ничего не дал. Курсант был признан погибшим, родственникам выслали соболезнования, пустой цинк и материальную помощь. Пилота отдали под суд, инструктора-куратора, летевшего в самолете, разжаловали в запас. Историю мало-помалу замяли.
Через восемь месяцев по контактному телефону раздался звонок. «Погибший» курсант недоумевал отчего, несмотря на то, что оговоренный контрольный срок давно вышел, его никто не проверяет. Оказалось, курсант без еды и бивачного снаряжения топал 800 километров по тундре, пока случайно не наткнулся на становище пастухов-оленеводов. Да, он видел поисковые самолеты и вертолеты, но, как его и учили, прятался от них, опасаясь быть случайно обнаруженным и раскрытым. Пастухи накормили и одели потерпевшего бедствие туриста (так объяснил свое присутствие в этих безлюдных местах курсант) и оставили при себе до конца отгонного сезона или случайной оказии. Курсант быстро адаптировался к северной жизни, подружился со своими спасителями, освоил олений промысел и решил от добра добро не искать. Ко времени звонка он работал главным бухгалтером оленеводческого совхоза и спрашивал получил ли он зачет и что ему делать дальше.