Именно по этой причине я отказался от предложения мистера Уэстерли, когда он пришел ко мне несколько недель назад и предложил сорок фунтов (очевидно, вознаграждение снизилось по мере повышения расходов) за совершение поступка, который я счел невероятно глупым. А именно, я должен был проникнуть в Крейвен-Хаус, пробраться в кабинет одного из директоров и украсть документы, важные для предстоящего заседания совета акционеров компании. Я объяснил мистеру Уэстерли, что риск быть пойманным слишком велик, а последствия слишком серьезны.
Я вспомнил один случай, прогремевший несколько лет назад: некоему жулику по имени Томас Абрахам удалось украсть из Крейвен-Хауса шестнадцать тысяч фунтов. Он спрятался внутри здания, взял свою добычу и ждал, пока все не покинут территорию на ночь. К несчастью, он перестарался, укрепляя свою храбрость перед началом операции, и был вынужден покинуть надежное укрытие, чтобы справить нужду. Как раз во время этой злополучной, но вынужденной экспедиции он был схвачен. Мистер Абрахам был приговорен к смерти за свое преступление, но, проявив редкое великодушие, компания заменила этот приговор на пожизненные каторжные работы в одном из ее отдаленных поселений в Ост-Индии. Я не считал жизнь раба в тропиках, с жарой, болезнями, голодом и войной, такой уж большой милостью и всем сердцем желал избежать подобной судьбы.
С другой стороны, выяснилось, что мистер Кобб осознает трудности, с которыми я неизбежно столкнусь, и, желая, чтобы моя миссия увенчалась успехом, согласен пойти на определенные расходы, дабы облегчить мое проникновение в здание компании при условии, что я в каждом отдельном случае докажу их оправданность. Заручившись подобным обещанием, я отправился в путешествие, которое, как я полагал, не могло закончиться не чем иным, как катастрофой.
Покидая дом Кобба, я перешагнул через распростертое тело слуги Эдгара. Он был жив, я видел, как вздымается и опадает его грудная клетка, но маленькие попрошайки обошлись с ним довольно грубо. Прежде всего, он был совершенно гол, так как с него сорвали всю одежду, что было жестоко, ведь на улице стоял холод и земля обледенела. Во-вторых, у него вокруг глаз были раны и синяки, которых я не причинял. Я понял, что мальчишки его не жалели и били сильно. Мне никак нельзя было показывать своей слабости Эдгару, так как он не преминул бы меня за это наказать.
Я нанял экипаж, который отвез меня в Спиталфилдс, к таверне «Корона и челнок», где можно было найти человека, с которым мне требовалось срочно поговорить. В столь ранний час заняться мне было нечем, поэтому я заказал эль и сел с кружкой обдумывать ожидающие впереди неприятности. Я кипел от возмущения, и мысль о том, как меня использовали, вызывала неудержимый гнев, который не оставлял меня, даже когда я пытался думать о чем-нибудь другом. Однако признаюсь, я был заинтригован. Мистер Кобб поставил передо мной задачу, причем чрезвычайно сложную, и теперь мне было необходимо найти решение. Хотя я сказал тогда мистеру Уэстерли, что задание невыполнимо, теперь я понимал, что переоценивал трудности. Нет, оно не было невыполнимым, оно было лишь немыслимым. Однако при хорошем планировании я вполне мог справиться с тем, что от меня требовалось, и, возможно, даже легко.
Так я размышлял на протяжении двух, а возможно, трех часов, выпив пять, а может, шесть кружек эля. Признаюсь, я был не в самой своей лучшей форме, когда дверь таверны резко распахнулась и вошла группа из шести крепких молодых людей. Все они держались вокруг своего вожака. Присмотревшись к нему, я понял, что это Диваут Хейл собственной персоной — он-то мне как раз и был нужен. Он не скрывал, что расстроен, — голова повисла, плечи опущены. Его товарищи, одетые в одежду из грубого некрашеного полотна, окружили его и утешали как могли.
— В другой раз ты его достанешь, — сказал один.
— Он чуть тебя не увидел. Он поворачивал в твою сторону, но эта грязная шлюха с ребенком загородила дорогу, — сказал другой.
— Просто не повезло. Но ты его еще достанешь, — утешал третий.
Из толпы утешителей появился мрачный вожак, крепкий мужчина лет сорока с неухоженной огненно-рыжей шевелюрой и очень светлой кожей. Лицо украшали неопрятная борода и пятна, характерные для подобного цвета кожи, а также имеющие более зловещую природу. Но у него были яркие зеленые глаза, и, хотя на лице имелось множество веснушек и пятен, а также сотня шрамов, полученных в боях, он казался крепким человеком, которого так же трудно победить в горе, как Ахиллеса в задумчивости.
— Вы хорошие друзья, ребята, — сказал он своим товарищам. — Хорошие друзья и товарищи — это главное. С вашей помощью у меня в конце концов получится.
Он двинулся вперед, опираясь о стол, чтобы не упасть. С тех пор как я видел его в последний раз, он сильно сдал. Его немощность напомнила мне о дяде, и меня захлестнула новая волна грусти, ибо все, кого я знал, и всё, что я знал, приходило в упадок.
Он был широк в плечах и в груди, но похудел из-за болезни. Опухоль на шее, которую он безуспешно пытался скрыть под галстуком бурого цвета, бывшим когда-то белым, стала больше, а по пятнам на лице и руках можно было догадаться, что скрывалось под одеждой.
С большим трудом он подошел к столу с явным намерением утопить свои несчастья в пиве, но при этом внимательно осмотрелся вокруг, как хищник, который страшится большей угрозы, чем он сам. Затем он увидел меня.
К своей радости, я заметил, что его лицо немного прояснилось.
— Уивер, Уивер, рад тебя видеть, дружище. Но боюсь, ты пришел в ужасное время. Ужасное время. Все равно, садись ко мне. Денни, ну-ка принеси нам по кружечке. Вот и молодец. Садись сюда, Уивер, но прошу, не говори мне ничего грустного.
Я так и сделал и, хотя я уже выпил достаточно, не стал отменять заказа. Не успел я устроиться, как кружки, наполненные элем, появились перед нами. Я едва пригубил напиток, а Диваут Хейл жадно выпил половину своей кружки одним залпом.
— Я тебя вовсе не избегаю. Ты не думай, но время настало тяжелое, дружище, очень тяжелое. Накормишь семью, заплатишь хозяину за жилье, купишь свечей, обогреешь комнату, смотришь — и ни фартинга не осталось. Но если только заведутся хоть какие деньжата, да поможет мне дьявол, клянусь, я тебе верну все, что должен.
Я не то чтобы вовсе запамятовал, что был кредитором Диваута Хейла, но не придавал большого значения этому несущественному долгу. Я часто выполнял поручения бедняков и разрешал им платить, когда у них появлялась возможность. Большинство в конечном итоге расплачивалось то ли из благодарности за оказанную услугу, то ли из страха последствий — сказать трудно. Однако в случае с мистером Хейлом можно было скорее полагаться на первое, чем на второе. Он и его товарищи вряд ли кого бы то ни было боялись — подобных недругов они побеждали запросто.
Так или иначе, но я оказал ему хорошую услугу и теперь именно на этот факт рассчитывал. А поскольку он задолжал мне четыре шиллинга, он, возможно, более внимательно выслушает мое предложение. Около трех месяцев тому назад пропал без вести один из его людей, и Хейл попросил меня найти того. Он был его любимчиком и сыном кузена. Семья беспокоилась. Как выяснилось, причин для беспокойства не было. Парень сбежал с подавальщицей, пользующейся дурной репутацией. Парочка жила в Ковент-Гардене, наслаждаясь своим союзом и зарабатывая на жизнь древним ремеслом — очищая карманы. Мистер Хейл был разочарован и отнесся к поведению родственника с негодованием, но обрадовался, что парень жив.