Это был Роберт Бейлор. Меня же нанял некий мистер Джером Кобб, которого Бейлор унизительно обыграл, причем исход игры, по мнению моего нанимателя, в большей степени объяснялся уловками, чем фортуной. Услышанная мною история разворачивалась следующим образом: проиграв значительную сумму денег, мой наниматель узнал, что Бейлор слывет игроком, который равно избегает как непредвиденности случая, так и дуэлей. Мистер Кобб, пользуясь своим исключительным правом джентльмена, вызвал Бейлора, однако Бейлор надменно извинился, не оставив ему ничего иного, как самому пойти на вероломство.
Ему понадобился человек, который мог бы служить его агентом в подобных делах, и он обратился к моим услугам — по его словам, исключительно благодаря моей репутации. Задание было простым. Согласно инструкциям мистера Кобба, я должен был сразиться с Бейлором в карты. Мистер Кобб нанял меня для этой цели, однако я не был единственным участником задуманной им игры. В нее также был вовлечен некий крупье игорного дома Кингсли, который должен был сделать так, чтобы я проигрывал когда захочу и, что еще важнее, выигрывал когда захочу. Унизив мистера Бейлора при максимальном числе свидетелей, я должен был шепнуть ему на ухо, дабы никто другой не услышал, что у мистера Кобба длинные руки.
Я приблизился к обитому красным бархатом столу, где играли в качо, и посмотрел долгим взглядом на шлюху Бейлора, а потом на самого Бейлора. Мистер Кобб рассказал мне обо всех особенностях характера своего врага, и, помимо всего прочего, мне было известно, что Бейлор не любил, когда на него смотрят незнакомцы, а франтов он ненавидел больше всего. Уставившийся на него франт не мог не привлечь его внимания.
Бейлор положил на стол все три карты, и два других игрока сделали то же самое. С самодовольной улыбкой он загреб кучку монет. Медленно поднял на меня свои узкие глаза. Освещение позволяло увидеть, что они были тусклого серого цвета и что зрачки покраснели — явный признак того, что он играл слишком долго, слишком налегал на вино и срочно нуждался в хорошем сне.
Его лицо немного портили кустистые брови и приплюснутый нос с широкими ноздрями. У него также были широкие скулы и квадратный подбородок, а его конституция говорила о том, что он отдавал явное предпочтение верховой езде, а не мясу и пиву. Все это производило впечатление властного человека.
— Смотрите куда-нибудь в другое место, сэр, — обратился он ко мне, — иначе мне придется научить вас хорошим манерам, чтобы восполнить досадную брешь в вашем воспитании.
— А ты, парень, оказывается, еще и грубиян, — сказал я, имитируя шотландский акцент, ибо, помимо франтов, как мне было сказано, Бейлор не выносил северных британцев; я был полностью экипирован, чтобы вызвать его гнев. — Я только на девчонку твою глянул. Если она тебе нужна только как грелка для колен, может, одолжишь мне ее ненадолго?
Его глаза сузились.
— Да ты не знаешь, что делать с женщиной, деревенщина, — парировал он, употребив обидное для шотландцев слово.
Я же сделал вид, будто оскорбление меня не задело.
— Я бы не позволил ей скучать, пока играю в карты. Это уж точно.
— Сэр, вы мне отвратительны, — сказал он. — Не только своими одиозными словами, но самим своим присутствием, оскорбительным для этого города и этой страны.
— Ничего не могу с этим поделать. Это ваша забота. Так вы одолжите мне девушку или нет?
— Нет, — сказал он тихо. — Не одолжу. Я вас вызову на дуэль.
Все ахнули. Я заметил, что вокруг нас собралась толпа. Около двадцати или тридцати зрителей — разодетые щеголи, отпускающие циничные шутки, и их размалеванные спутницы окружили нас плотным кольцом. Они переговаривались друг с другом возбужденным шепотом, а их веера хлопали, как крылья несметного множества бабочек.
— На дуэль, говорите? — сказал я со смехом. Я отлично знал, что он имел в виду, но делал вид, что не понял. — Если ваша честь настолько чувствительна, я помогу вам удостовериться, кто из нас двоих настоящий мужчина. На чем желаете драться — на клинках или на пистолетах? Уверяю, я отлично владею и тем и другим.
Он отрывисто засмеялся и дернул головой, будто не мог поверить, что еще существуют настолько отсталые люди, которые дерутся на дуэлях с помощью оружия.
— Я не располагаю временем для подобной грубой демонстрации варварства. Карточная дуэль, невежда, если желаешь. Знаком с качо?
— Да, это я могу. Забава для парней, леди и маленьких мальчиков, у которых еще волосы на груди не выросли, но если вам такое развлечение тоже по душе, не буду уклоняться от вашего смехотворного вызова.
Двое джентльменов, сидевших за столом, встали, уступив мне место. Я уселся и внимательно посмотрел на крупье. Это был коренастый мужчина с красным родимым пятном на носу. Его внешность полностью соответствовала описанию, которое мне дал мой наниматель мистер Кобб. Мы обменялись мимолетными взглядами. Все шло по плану.
— Еще стаканчик мадеры! — выкрикнул я, надеясь, что кто-то из разносчиков меня услышит.
Я достал из камзола изящную резную табакерку из слоновой кости и с показной неспешностью аккуратно достал щепотку омерзительного табака. Затем, обращаясь к мистеру Бейлору, сказал:
— Сколько думаешь поставить, парень? Пять фунтов? Десять для тебя многовато?
Его друзья засмеялись. Он фыркнул:
— Десять фунтов? Да ты с ума сошел? Первый раз у Кингсли?
— Я впервые в Лондоне, если вас это интересует. И что из этого? Уверяю, у себя на родине я завоевал репутацию надежного человека.
— Мне безразлично, из какой дыры Эдинбурга ты сюда явился…
— Негоже так обращаться с лэрдом Кайликина, — перебил я его, не представляя, ни где находится Кайликин, ни достаточно ли это значительное место, чтобы у него был землевладелец. Но я знал, что половина северных британцев в Лондоне утверждала, что они лэрды, и этот титул вызывал скорее смех, чем уважение.
— Мне безразлично, какое болото ты называешь домом, — сказал Бейлор. — К твоему сведению, у Кингсли не бывает ставок ниже пятидесяти фунтов. Если не можешь сделать такую ставку, убирайся и не порти воздух, которым я дышу.
— Тьфу, твои пятьдесят фунтов. Для меня это все равно что фартинг.
Я полез в карман и извлек бумажник, откуда вынул две банкноты по двадцать пять фунтов.
Бейлор изучил их на предмет подлинности, ибо фальшивые банкноты или пустое обещание разгульного лэрда Кайликина его никак не устраивали. Банкноты были выданы местным ювелиром, который имел хорошую репутацию, и мой противник был удовлетворен. Он бросил на стол две свои банкноты, которые я стал изучать, хотя у меня не было причин беспокоиться об их подлинности. Я просто хотел вывести его из себя своей неспешностью. Поэтому я рассматривал их со всех сторон, подносил к горящим свечам, тщательно изучал каждую написанную букву.
— Положи их на стол, — сказал он немного спустя. — Если ты не пришел еще к заключению, то вряд ли когда-нибудь придешь, если, конечно, не попросишь о помощи какого-нибудь вашего шотландского провидца. К тому же моя репутация здесь хорошо известна, в отличие от твоей. Мы начинаем со ставки в пятьдесят фунтов, но последующие надбавки не должны быть ниже десяти фунтов. Понятно?