Полногрудые девушки обходили столы, наполняя коварные кубки без ножек. Мигелю приходилось видеть такие кубки и раньше, он даже пал их жертвой; так как кубки нельзя было поставить, человеку приходилось пить намного больше, чем он мог. Веселая компания в основном состояла из мужчин, но за каждым столом сидела одна или две женщины, такие же раскрасневшиеся, пьяные и оживленные, как их компаньоны-мужчины в черных костюмах и высоких шапках, умудрявшиеся пить, курить и есть одновременно.
Одноглазый и однорукий мужчина, сидевший за ближайшим столом, заметил Мигеля. В имеющейся руке, левой, он крепко сжимал кубок, не желая с ним расставаться даже ради еды.
— Эй, вы! — громко крикнул он. — Кто позвал еврея?
До этого момента Мигель не видел Гертруды. Даже на расстоянии — их отделяли друг от друга два или три сидящих за столом мужчины — было заметно, что движения ее потеряли грациозность, а глаза стали мутными. Она с трудом поднялась со стула, опершись о стол, и нетвердой походкой направилась к двери, где стоял Мигель.
— Вам надо протрезветь! — резко сказал Мигель. — Я должен с вами кое-что обсудить. В любом случае что здесь происходит? С кем это вы пируете?
— Это гильдия пивоваров, — сказала она.
— Что за дела у вас с этими людьми? — спросил он.
— Знаете, Мигель, я могу выбирать друзей и знакомых без вашего ведома. Лучше скажите, что случилось? — У нее расширились зрачки, как у ребенка.
— Маамад. Меня вызывают на совет завтра утром.
Она громко засмеялась, и ее смех пронзительно прозвучал в пьяном гвалте.
— Вы и ваш Магомет. Так вы еврей или турок?
Он сделал глубокий вдох:
— Гертруда, мне необходимо найти ответы на некоторые вопросы. — Он почти никогда не называл ее по имени. Он вспомнил, что называл ее по имени в тот вечер, когда попытался поцеловать, и от одного воспоминания об этом почувствовал себя униженным. — Вы кому-нибудь говорили о нашем предприятии?
— Конечно, не говорила. — Она быстро покачала головой, а потом проверила, не сбился ли ее аккуратный маленький чепец, вышитый рубинами.
— Эй, еврей, — обратился к нему один из сидящих за ее столом мужчин, — верни нам нашу веселую подругу.
Гертруда, неуклюже махнув рукой, велела им оставить ее в покое.
— Вы Хендрику ничего не говорили?
— Хендрику, — повторила она. — Этому буйволу. Я бы не доверила ему даже секрета того, как утопить в канале булыжник.
Мигель собрался с духом:
— А деньги? Я знаю, что вы были не вполне честны со мной. Откуда вы взяли деньги?
— Кто сказал, что я не была честна с вами? Кто это сказал? Я в гневе. — Она потеряла равновесие и схватилась за стену, но ее продолжало слегка качать.
Мигель взял ее за руку, чтобы поддержать.
— У меня нет времени на ваш гнев. Я должен знать, откуда у вас деньги. Если вы не получили их в наследство от мужа, то откуда они у вас?
Она засмеялась, а потом закрыла рот рукой:
— Конечно же, я получила их от мужа. Этот ублюдок только и знал, что использовал меня, чтобы удовлетворить свою похоть, а о моем удовольствии никогда не думал.
Даже мертвым он продолжает меня трахать. — Ее зрачки сузились, и что-то зловещее пробежало по ее лицу. — Он оставил мне немного денег, но недостаточно, чтобы компенсировать все, что я перенесла.
В животе у Мигеля что-то перевернулось.
— Откуда вы взяли капитал?
— От проклятых детей его подлой первой жены. Они живут с теткой, его сестрой, но ублюдок назначил меня опекуншей капитала. Взвалил на меня работу по управлению доверительным капиталом и велел им, когда они достигнут совершеннолетия, вознаградить меня, как посчитают нужным. Ну не свинство ли это?
Опекуны и дети от других браков — все это имело мало смысла.
— Расскажите мне остальное.
— У меня есть некоторая свобода распоряжаться их наследством. Однако, чтобы иметь такую свободу, я должна убедить мерзкого старого адвоката в Антверпене, что вкладываю деньги на благо этих гадких детей. Это не так легко, но у меня есть кое-какой опыт в обольщении мужчин.
Адвокат в Антверпене. По крайней мере теперь Мигель знал, куда она исчезала. Задирала юбки перед этим крючкотвором.
— Итак, вы использовали средства из доверительного капитала детей вашего покойного мужа. Вы и раньше так делали?
Она кивнула:
— Иногда я их вкладывала, а иногда просто тратила. Речь идет всего-то о нескольких тысячах гульденов.
Она обкрадывала детей мужа, а когда они достигнут совершеннолетия, придет расчетный день.
— Когда они получат свое наследство?
— Старшему ждать еще три года, поэтому у меня достаточно времени, чтобы все уладить. — Она потянулась и обняла его за шею. — Вы должны мне помочь, Мигель. Вы мой единственный настоящий друг. — Она снова засмеялась, обдавая лицо Мигеля запахом дрожжей. — Не единственный, а единственный настоящий друг, а это что-то значит. Не так ли?
— Будьте осторожны, — крикнул кутила-голландец, — не то вам придется изучать иудейское Священное Писание!
Гертруда только теснее к нему прильнула, но Мигель высвободился из объятий, которые теперь его лишь тяготили.
Он сделал такой глубокий вдох, что у него даже заболело в легких, и взял ее ладонь обеими своими, не обращая внимания на язвительные замечания подвыпивших голландцев.
— Прошу вас, поймите: на карту поставлено все, что я ценю. Вы должны мне сказать, кто знает об этом?
— Никто, — покачала она головой. — Только вы и, естественно, мой адвокат. Но он будет молчать, поскольку у меня есть свои секреты и он боится меня рассердить.
Мигель кивнул. Он понял, что его богатство будет построено на краденых деньгах. Это беспокоило его, но не в такой степени, как вызов на маамад. Теперь он знал, что этот вызов никак не связан с Гертрудой и ее обманом.
Он отругал себя за то, что потратил понапрасну время. Совсем скоро стемнеет. Пора было заняться поисками Иоахима.
Поскольку Мигель точно не знал, где живет Иоахим, найти его хоть и представлялось возможным, но требовало времени. Тот говорил, что они с женой были вынуждены переехать в один из наихудших районов города, в убогие трущобы в тени Ауде-Керк, где сомнительные музыкальные салоны привлекали проституток, матросов и воров. Кто-то из соседей наверняка знает Иоахима; такой странный тип едва ли останется незамеченным.
Прежде чем войти в самую отвратительную часть города, Мигель достал кошелек и пересчитал деньги. Монет при себе у него было больше, чем хотелось бы иметь в подобном районе, поэтому он разделил деньги на несколько частей, оставив одну часть в кошельке, положив другую в карман и завернув третью в носовой платок.