— Сказывай, кума.
— И оказалось, что баба-то от княжича в боярский дом посылается, тайные словечки переносит. А дом-то знатного боярина, и он дочек держит в строгости. Ну, думаю, не жениться же он собрался и не увозом невесту добывать, как купец Калашников. У него одна, куманек, на уме — сестрица его беспутная. Этого в нем не истребить. Ведь сколько вдов огулял, сколько девок перепортил, да с собой не справился, к ней вернулся. Вот чем его Господь наказал…
Данила вздохнул — не одного княжича Обнорского, сдается, Господь наказал.
— Ну, стали мы до правды добираться — что ему в том доме понадобилось? Коли не девка, то что же? И тут Господь пособил — один из тех людишек, кого он с собой привел, отправился на Неглинку — плоть-то грешная своего просит. И выпил, и похвалялся, что скоро-де разбогатеет, девке лисью шубу купит, потому что хозяин его знает, где под самым Кремлем клад лежит. Про эти заклятые клады и ты наслушался, и я… Так, куманек?
— Так, кумушка, — Данила вспомнил минувшее лето и кладознатца-убийцу.
— И еще тот человек толковал, что уж найден ход к кладу, да попасть в тот погреб, откуда он начинается, мудрено, да хозяин уж придумал знатную уловку. Более от него ничего не добились, а наутро ушел. А тот боярский двор, где новая зазноба живет, — в самом Кремле. И подумала я — ну как оттуда можно под Кремль пробраться? Не потому ли он вокруг двора петли вьет? Клад не клад, но что-то ж ему там понадобилось? А уловка — к девке подольститься. Складно ли, куманек?
— Складно, кумушка.
— И задумала я его, сучьего сына, тут выследить. Теперь все понятно?
Данила усмехнулся. Все это повествование звучало правдоподобно, да только закончилось так, что хуже некуда.
— Стало быть, собираешься бродить под Кремлем по всем закоулкам, пока на Обнорского не наткнешься? — глумливо спросил он. — Этак ты тут до старости гулять будешь! Побойся Бога, кума, соври что иное!
— Вот те крест! — Она перекрестилась.
Данила смотрел на нее выжидающе — может, еще чего скажет? Но она молчала.
После того как Настасья обвела вокруг пальца самого дьяка Башмакова, Данила не мог к ней относиться с полным доверием. Девка умела врать, умела притворяться — и пускала в ход это искусство без всяких угрызений совести. Однако ж крест — дело нешуточное. Стало быть, она сообщила правдивые сведения, да не все. Было еще что-то, о чем она умолчала, необходимое, чтобы действительно ей поверить.
Однако про боярина она сказала примерно то же, что и Башмаков. Только прозвания не сообщила, но Данила и сам знал, что речь идет о Троекурове.
Задание дьяка, стало быть, отчасти выполнено. И чтобы узнать правду, следует прекратить препирательства и идти с Настасьей дальше — глядишь, куда-то она и приведет.
— Ну, Бог с тобой, кума, — сказал Данила. — Не все ты сказала, ну да ладно. Пойдем, что ли? А то стоим, время зря тратим.
— Пойдем, куманек.
Они свернули влево, ход был короткий и широкий, выложенный старинным кирпичом.
— Иди, не отставай, сейчас под Ивановской колокольней пройдем! — велела Настасья. — Тут еще идти ловко, сподручно.
Далее ход раздвоился.
— Тут я уже была, знаю, — сказала Настасья, указав направо. — А вот тут, сдается, будет кое-что нужное…
Двинулись налево. Данила заметил, что шли они уже не прямо — забирали все левее и левее. Да и ход сделался хуже — приходилось нагибаться.
— А теперь мы где? — спросил он.
— А Бог знает.
Забрели в тупик — ход был заложен кирпичной стенкой. Вернулись назад. Настасья отважно спустилась по изломанным ступенькам в какую-то дыру и там отыскала еще лаз. Выбралась измазанная и недовольная. Что она искала — Данила уж не спрашивал. Одно было ясно — если раньше шла, сообразуясь с рисунком, то теперь шарила под землей наугад. Иные ходы были одеты камнем, иные — досками, Настасья утверждала, будто дубовыми. Вдруг посреди стены возникало крошечное окошко, забранное толстенной решеткой, и сколь не заглядывай туда — ни черта не разобрать. Вдруг оказывалось, что дальше пути нет, либо дверь навешена, либо толстая решетка, а кто навесил, зачем запирал, где ключи от тех замков — уже никогда не узнать.
От подъемов, спусков и мелкой перебранки оба устали.
— Перекусить, что ли? — спросила Настасья.
— Выберемся туда, где найдется на что присесть, так и перекусим, — отвечал Данила.
Он понял, что было в узелке: Настасья полезла под Кремль надолго.
Они спустились по очередной лестнице, встали перед дверью, и тут Настасья призадумалась.
— Сдается, я это местечко знаю… Только как-то иначе мы к нему выбредали…
Она посветила факелом, и Данила увидел лежавшую на ступенях прямую толстую палку.
— Ну, точно, наша! Мы с Филаткой убегали и ее бросили. Кажись, тут-то и надобно искать. Тут-то они и бродили, сучьи дети, я голоса слышала… Вот теперь я уж понимать начинаю… Пистоль приготовь да курок взведи…
Дверь была вделана как раз посреди долгой и узкой лестницы. Данила с трудом отворил ее, и они спустились в помещение, довольно длинное и имевшее даже ряд окон. Но окна, числом двенадцать, были снаружи засыпаны землей, и засыпаны, видать, давно.
— Ну, наконец-то, слава те Господи, — загадочно сказала Настасья и перекрестилась. — Глянь-ка, есть на что присесть!
Данила увидел каменные ядра, лежавшие как попало. Они были невелики, кривобоки, но уж лучше сидеть на таком ядре, чем на полу.
Как они попали под землю, кто мог бы отсюда палить из пушек — Данила понятия не имел.
И он крепко задумался — ведь все одно к одному, Бахтияр покойный тоже ядра поминал. Выходит, он и впрямь бродил под Кремлем, а выбираясь, потерял там посох.
— Подкати-ка, — сказала Настасья.
Он не сразу понял, что она хочет составить вместе три ядра и укрепить меж ними факелы.
Треклятые ядра словно приросли к полу, сдвинуть их с места удалось, лишь сильно упершись подошвой и навалившись всем весом. Потом Настасья с Данилой уселись и достали из узелка пироги с рыбой и с капустой, запивали водой из сулейки.
Ядра, стало быть, сыскались — так думал Данила, но коли раньше в кремлевской стене были бойницы для пушек, то были они везде, может, и под Аргамачьими конюшнями тоже есть такое вот помещение с позабытыми ядрами. А «коло», «коло» …Уж не колодец ли? Они с Настасьей проходили мимо дыры в полтора аршина шириной, Настасья еще прикрикнула, чтоб глядел под ноги — она-де его из глубины добывать не станет.
Но Водовзводная, если верить Настасье, отсюда далековато.
Перекусив и увязав оставшиеся пироги в узелок, стали изучать помещение. Оно имело два входа — один уже был известен, другой обнаружился в дальней стене. Настасья с Данилой подошли к узкому ходу, Настасья полезла глядеть первая и крикнула: