– Значит, вы полагаете, что это именно волос белки?
– Вне всякого сомнения, – уверенно произнес эксперт. – Хотя бы потому, что волос барсука значительно темнее и толще. А потом обратите внимание, этот волос имеет рыжеватый оттенок, а его верхний слой слегка шероховат.
– Теперь вижу, что вы правы… Значит, вы полагаете, что это подделка? – переспросил Жан-Пьер Бусьер, как бы предлагая подвести черту под состоявшимся диалогом.
– Вне всякого сомнения, – энергично отозвался Франсуа Омблин, – правда, весьма качественная. Человек, написавший этот портрет, весьма не без способностей. Он сумел просто великолепно скопировать манеру письма Леонардо да Винчи. Я бы даже сказал, что не вижу в ней больше никаких огрехов.
– Ваше мнение мне понятно. Может, кто еще хочет высказаться?
– Позвольте мне, – отозвался Патрик Легро, высокий худощавый старик с аккуратно стриженной бородкой. Длиннополый сюртук из тонкой темно-синей шерсти был расстегнут, под ним просматривалась клетчатая жилетка, украшенная золотой цепочкой, спрятавшейся концом в небольшой накладной карман. – Я всецело разделяю мнение господина Франсуа Омблина. – Мы имеем дело с гениальнейшей копией! Прежде мне не приходилось видеть столь совершенные фальшивки, а ведь я работал экспертом без малого почти пятьдесят лет! Я вам заявляю, что гениальная картина нашла своего гениального копииста. Человек, копировавший эту картину, является невероятным педантом, но вот как раз в этом и заключается его главная ошибка. Я как искусствовед, занимающийся всю жизнь творчеством Леонардо да Винчи, могу сказать, что Леонардо редко прописывал все детали до конца. Приоритетом для него всегда оставались лицо и руки, что, как известно, рисовать всегда труднее всего. Исключений из этого правила у него немного, да и то портреты: «Дама с горностаем», «Дженевра де Бинчи», относящиеся к его раннему творчеству. На других же картинах задний фон слегка размыт, находится как бы в дымке. Здесь копиист на заднем плане более отчетливо прописал горы, чего Леонардо да Винчи допустить не мог. Возможно, что с точки зрения зрительского интереса картина от этого даже выиграла, она предстает еще более совершенной, но вряд ли это порадовало бы самого Леонардо да Винчи. Теряется первоначальный замысел.
– Сохранились ли увеличенные фотографии заднего плана? – спросил Франсуа Омблин.
– К сожалению, нет, – развел руками Патрик Легро.
– А вы что скажете, господин д’Аве? – обратился Жан-Пьер Бусьер к эксперту с русой бородкой, в длинном двубортном пальто из серого драпа, пребывавшему во время разговора в отрешенной задумчивости. Среди присутствующих он был самым молодым – всего-то немногим за сорок, что нисколько не умаляло его профессиональной значимости. Являясь специалистом по флорентийской художественной школе, он был приглашен в Лувр из галереи Уффици восемь лет назад в качестве эксперта творчества Боттичелли: в запасниках отыскалось несколько спорных полотен художников, и администрация намеревалась с его помощью установить их подлинность. Работу он провел просто блестяще: из десяти представленных картин восемь оказались хорошими копиями, оставшиеся две были выполнены учениками мастера. Так что на очереди оставалась «Мона Лиза».
– Хочу вам сказать, господа, – заговорил д’Аве трубным оперным басом. – Это бесспорно подделка. Взгляните на краски… Как мы знаем, в то время использовали краски на основе природных минералов – обычно их тщательно растирали в ступе. Так вот, я вам могу сказать, господа, что Леонардо да Винчи отличался невероятной скрупулезностью. Он всегда дробил и растирал краски до мельчайшей фракции. Зачастую краски превращались просто в пыль! Здесь же, обратите внимание, господа, – показал он на волосы «Моны Лизы», – имеются крохотные комочки, просматривающиеся при большом увеличении. Леонардо да Винчи подобного бы никогда не допустил. Могу предположить, что этот копиист очень торопился, когда растирал краски. Дробить камни всегда весьма трудоемкий процесс, чаще всего его доверяют ученикам. Хотя хочу заметить, «Мона Лиза» была скопирована с большим прилежанием. Да, господа… Так что я присоединяюсь к своим коллегам и заявляю, что это копия.
– Теперь, кажется, настал мой черед… – заговорил главный эксперт Лувра. – Эту картину, господа, я сопровождал из Флоренции до самого Парижа. У меня было достаточно времени, чтобы детально ознакомиться с ней. Признаюсь откровенно, я погрешил против истины, когда сказал, что нам достался подлинник. Мое мнение всецело совпадает с вашим. Согласитесь, господа, что это самая искусная копия, которую когда-либо знал свет. Во всем мире только мы вчетвером знаем о том, что во Францию прибыла копия «Моны Лизы», а подлинник между тем находится неизвестно где. И что самое печальное, возможно, о его судьбе мы даже никогда и не узнаем. Согласитесь, господа, было бы очень несправедливо лишать Францию шедевра!
– Всецело с вами согласен, господин Бусьер, – поддержал главного эксперта Лувра Франсуа Омблин. – У вас есть какое-то предложение, мы вас слушаем.
– Я предлагаю признать эту копию настоящим полотном. Тем более что она ничем не хуже оригинала.
– Я бы даже сказал, что она лучше, – едва улыбнулся Патрик Легро, – если учитывать, что на заднем плане хорошо прописаны горы.
– Причем дымка также существует, – с воодушевлением добавил д’Аве.
– Безусловно! Иначе она не была бы «Моной Лизой».
– Мое мнение таково: мы не должны наказывать своих сограждан. Французы всегда должны любоваться «Моной Лизой»… пусть даже не совсем настоящей. Не исключаю того, что за эти два года подлинник мог просто погибнуть или повредиться настолько, что уже не подлежит демонстрации. Предлагаю объявить эту картину настоящей и выступить перед журналистами, что сейчас собрались в соседнем зале и ждут решения, с нашим совместным заявлением.
Эксперты понимающе переглянулись.
– Во всяком случае, это лучше, чем лицезреть пустое место в «Квадратном салоне», – сказал Франсуа Омблин, посмотрев на коллег.
Взгляд Жан-Пьера Бусьера остановился на сухом лице Патрика Легро – старик был своенравным, от его слов во многом зависит окончательное решение.
– У меня тоже не будет никаких возражений, – после некоторой паузы отвечал господин Легро, – вряд ли кто-нибудь отважится сказать, что это всего лишь копия. Разумеется, кроме нас, – хмыкнул старик. – Ведь мы же формируем общественное мнение!
– Я тоже не возражаю, – пожевав губами, откликнулся д’Аве. – Но у меня к вам имеется один вопрос.
– Это какой же? – невольно напрягся Жан-Пьер Бусьер.
– А что же будет, если вдруг отыщется настоящая «Мона Лиза»?
– Я думал над этим вопросом. В таком случае мы просто обязаны будем признать ту картину фальшивкой!
– Оригинально! – усмехнулся Франсуа Омблин. – Но хозяин картины будет доказывать противоположное.
– Это ничего не изменит. В настоящее время не существует более авторитетных экспертов по Леонардо да Винчи, чем мы. Последующее поколение экспертов также будут ориентироваться на наш вердикт. А предоставленная нам картина займет в Лувре свое место навсегда. Возражение имеются, господа?