Но даже здесь сохраняется ритм. И Вуббен поражение узнает, каков источник этого ритма.

Мусор!

Глубоко под Склоном находится обширная плита из твердого камня, океанская платформа, ударяющаяся о континент и уходящая под него еще глубже, таща за собой вековые слои базальта в процессе медленной конвекции со слоями мантии. Для Вуббена этот процесс не является совершенно загадочным. Он видел иллюстрации в текстах из Библоса. Заползая, океанская плита оставляет за собой отбросы, пенную смесь воды и элементов жизни.

…и этот ритм.

Ритм мусора! Ритм древних зданий, сооружений, машин, всего того, что выброшено давным-давно, задолго до того, как буйуры получили лицензию на эту планету. Задолго даже до их предшественников.

Сами вещи давно исчезли, расплавились, стерлись, их атомы рассеяны давлением и жарой. Но каким-то образом что-то остается. Магма ничего не забывает.

Вуббен, потрясенный следствиями своего открытия, думает: мусор предположительно очищается. Когда мы бросаем свои кости и инструменты в Помойку, все это должно быть очищено огнем Джиджо. И ничего не должно оставаться!

И однако кто он такой, чтобы сомневаться, если Джиджо решает запомнить каждую населявшую ее расу, которая пользуется ресурсами планеты, ее разнообразными формами жизни, а потом улетает согласно галактическому закону?

Так вот что ты такое? — спрашивает он у Святого Яйца. Концентрат памяти? Кристаллизованная сущность видов, которые были до нас и больше не существуют?

Трансцендентная мысль, однако она приносит Вуббену печаль. Его собственная раса на краю исчезновения. Ему хочется какого-то сохранения, какого-то убежища от забвения. Но для того чтобы достичь этого, нужно долго жить на тектонической планете.

А его вид большую часть своей разумной жизни провел в космосе.

Значит, ты совсем не заботишься о нас, живых существах, обвиняет он Яйцо. Ты подобно тому сумасшедшему мульк-пауку в горах, твое лицо обращено к прошлому.

И снова ни слова в ответ, ни образа. Напротив, Вуббен ощущает усиление связанности, которая устремляется вверх, через каналы, разогретые трением, взбирается по влажным, перегретым скалам, и тут его сознание погружается в холодное темное царство — в морские глубины, самое закрытое место.

Помойка. Вуббен ощущает вокруг себя гигантские груды мусора, оставленные недавними волнами жизни. И даже с этими реликтами буйуров Яйцо тоже связано. Вуббен чувствует, что кладбище древних машин потревожено. Груды старинных отбросов все еще дрожат от недавнего вмешательства.

Нет никакого гнева. Нет даже намека на интерес. Но Вуббен ощущает реакцию, подобную какому-то удивительному рефлексу.

Море реагирует. Потревоженные груды мусора вызвали перемены в образовании волн и приливов, в испарениях и температуре. Словно спящий гигант, тяжело реагирующий на слабый зуд, зарождается сильная буря и устремляется одновременно к поверхности и ко дну океана, унося предметы туда, где им место.

Вуббен понятия не имеет, что так раздражает Помойку. Возможно, джофуры. Или то, что Шесть Рас перестали сбрасывать мусор? Но мыслит он все медленней по мере погружения вглубь. С каждым проходящим дуром мирские тревоги все меньше заботят его.

Тем не менее кое-что еще остается. «И это все, что мы для тебя? — спрашивает он у планеты. — Зуд?»

Теперь Вуббен понимает, что Дрейк и Ур-Чоун ловко провели всех, когда сто лет назад объявили о своем «откровении». Яйцо не бог, не сознательное существо. Ро-кенн был прав, называя его частицей пси-активного камня, более сложной и упорядоченной, чем Спектральный Поток. Это концентрат, который оказался полезен для объединения Шести Рас.

Полезен во многих отношениях, но не достоин молитвы.

Мы ощущали то, что отчаянно хотели ощутить, потому что альтернатива была для нас неприемлема — признание того, что мы, сунеры, одиноки. И всегда были одни.

Это могло бы стать последней мыслью Вуббена. Но в самый последний момент пришло еще что-то. Проблеск значения, смешивающегося с затухающими вспышками нервной системы. В это последнее мгновение Вуббен почувствовал прилив непоколебимой уверенности.

Под спящими слоями лежат еще многие другие. Слои, которые сознают.

Слои, которые знают.

Отчаяние не последний его спутник. Его в быстрой последовательности сменяют — ожидание, удовлетворение, осознание древнего плана, терпеливо разворачивающегося.

КАА

— А нельзя использовать кого-нибудь другого?

— Кого? Никого нет.

— Например, Каркаеттта.

— Он нужен Суэсси для работы с двигателями. Наша попытка бессмысленна, если двигатели будут работать ниже своих возможностей.

Безнадежно. Каа всегда считал, что это очень простое слово. Но, подобно концепции бесконечности, оно окружено широким рангом оттенков значения. Он раздраженно ударил по воде. «Ифни, неужели ты действительно захватишь меня в такую ловушку? И снова потащишь через всю вселенную, когда я так хочу остаться?»

Джиллиан Баскин сидела поблизости на причале. Вспышки далеких молний периодически освещали залив, показывая, что «Хикахи» уже закрыла грузовой люк, готовясь к отплытию.

— К тому же, — добавила Джиллиан, — ты наш главный пилот. Никто лучше тебя не подготовлен.

Приятные слова, но на самом деле у «Стремительного» были пилоты и получше.

— На Китрупе Кипиру должен был остаться с экипажем. Мне следовало увести скиф с Крайдайки.

Женщина пожала плечами.

— Что было, то было, Каа. Я верю, что ты способен вывести нас с этой планеты целыми и невредимыми.

А что потом? Каа испустил полный сомнений писк. Все понимают, что попытка почти самоубийственная. И на Китрупе шансы были против, но там по крайней мере боевые флоты ити, преследующие «Стремительный», отвлекались на схватки друг с другом. И в этом водовороте боев и смятения оказалось возможным обмануть преследователей, замаскировавшись, используя пустой корпус теннанинского дредноута. Тогда замысел потребовал большого мастерства и удачи.

Здесь, на Джиджо, в космосе нет осложняющего соперничества. Нет схваток, в сумятице которых можно было бы ускользнуть. Только один преследователь, огромный и смертоносный, ищет измученную добычу.

Пока «Стремительный» в безопасности на дне океана, но какие у него шансы, когда он выйдет на поверхность?

— Не беспокойся о Пипое, — сказала Джиллиан, понимая истинную причину его нежелания. — С Макани остается несколько сильных финов. Многие из них друзья Пипое. Они не успокоятся, пока не найдут Заки и Молола и не заставят их отпустить ее.

К тому же, — продолжала светловолосая женщина, — разве Пипое здесь не лучше? Разве ты не хочешь использовать свое мастерство, чтобы обеспечить ее безопасность?