Вот такие пироги с котятами, дамы и господа. Что ж, теперь драка льва и ягуара — вопрос ближайшего времени. Эпоха Моргана давно и бесповоротно стала историей, а кое до кого это пока не дошло.
Тем хуже для льва.
9 июня 1679 года. Версаль
У его величества иной раз случались приступы самокритичности. В особенности когда он оставался в одиночестве и имел возможность беспрепятственно — а главное, без свидетелей — упрекнуть себя в ошибках и просчетах. Но сегодня подобные терзания совершенно непредвиденно случились в присутствии месье Кольбера, месье де Ла Рейни и военного министра де Лувуа. Король привычно спрятался за маской державного спокойствия. Однако чувства, вызванные прочтением этого донесения, были двоякими.
Соглашение об оборонительном союзе Голландии и Сен-Доменга! Заключенное без ведома Версаля!.. Неслыханно!
Нимвегенский мирный договор стал первым в истории официальным документом подобного уровня, составленным на французском языке. [30] В то время, как со времен Цезаря сие было принято делать на латыни. И это бесспорно стало признанием военной, экономической и политической мощи Франции. Отныне ни одно сколько-нибудь важное политическое решение в Европе не обойдется без прямого участия, посредничества или на крайний случай пристального внимания Французского королевства. Но то Европа. Дипломатия молодой неоперившейся заокеанской республики подала первый признак самостоятельности. Если в Европе узнают, что кто-то из сателлитов Франции посмел заключать какие-то соглашения без одобрения его величества Людовика, может пострадать престиж Версаля как политического центра Старого Света. А значит, и его, короля, личный престиж!
«Предательница, — думал его величество. — Лицемерка. Как я мог так ошибиться, доверяя ей!»
— Сир, — Кольбер, прекрасно зная, о чем думает его величество, решил озвучить свое мнение. — Если месье де Ла Рейни прав, и эти сведения попали нам из источника, близкого к испанскому двору, то не все так плохо. Я бы даже осмелился предположить, что мадам Эшби намеренно уведомила ваше величество об этом договоре неофициальным путем, дабы ввести в заблуждение и своих врагов, и штатгальтера Вильгельма.
— Вот как? — король чуть заметно поднял левую бровь, чем изволил выразить удивление. — Признаться, я об этом не подумал. Но какова может быть выгода Франции от этого соглашения?
— Прямая выгода, сир, — жестко высказался де Лувуа. — Рано или поздно Голландия снова столкнется с Англией. Вашему величеству известно, сколь болезненно воспринимает Вильгельм Оранский любые нападки на протестантскую веру, а король Англии в последнее время все активнее насаждает католичество. Сен-Доменг естественный враг Англии, ибо они действуют в одной сфере интересов — на море. Потому, сир, — уж простите меня за прямоту — союз Голландии и Сен-Доменга так же естественен. Не стоит ему удивляться.
— Это взгляд военного человека, — едва заметно усмехнулся Кольбер. — Он делает вам честь как полководцу, но политика не терпит прямолинейности.
— Что вы хотите этим сказать? — де Лувуа позволил себе еле уловимую нотку ехидства.
— События скорее всего будут несколько интереснее, нежели вы предполагаете, сударь, — король счел нужным вмешаться и предотвратить зарождавшийся на его глазах спор между царедворцами. Деньги едва не столкнулись с Силой, а это его пока не устраивало. К тому же его посетила довольно изящная идея. — Надо думать, наш кузен Карл еще не в курсе относительно этого соглашения?
— Насколько я могу судить — нет, — произнес Ла Рейни. — Его больше беспокоит мысль о неудаче рейда на Маракайбо. Кое-кто при английском дворе уже назвал сей поход «дурацким», и я склонен согласиться с этим остряком.
— Вы полагаете, что к неудаче похода приложила руку мадам Эшби?
— У меня есть основания так полагать, сир, хотя прямых доказательств нет.
— А как по-вашему, господа, обрадуется ли наш кузен, получив сведения об истинном виновнике срыва этого похода?
— Боюсь, сир, он начнет готовиться к войне и как обычно наделает массу ошибок, — тонко улыбнулся Кольбер.
— Что ж, — так же тонко улыбнулся король, — в таком случае нам стоит побеспокоиться об этом. Однако не нужно огорчать нашего кузена Карла известиями о соглашении Голландии с Сен-Доменгом. Боюсь, две плохие новости кряду могут не только испортить ему настроение, но и подорвать здоровье…
«Я ошибался, — его величество, окончив совещание с наиболее верными из своих приближенных, бросил шляпу на стол и снял душный парик. — Мадам Эшби — отнюдь не предательница. Она тонкий политик, не боящийся рисковать… Что ж, если так, то ловушка для Англии почти готова. Теперь осталась самая малость: сделать так, чтобы она сама в нее угодила».
4
Когда дверь спальни затрещала под ударами, дон Иниго — вот чудеса! — первым делом почему-то подумал не об опасности, а о том, как ему оправдаться перед женой. Ведь до сих пор он еще ни разу не осмеливался приводить любовницу в супружескую спальню, а пренебрегаемая им донья Долорес будет терпеть унижения лишь до тех пор, пока муж соблюдает хотя бы видимость приличий… Прелестная сеньора Эстефания, супруга одного из самых уважаемых купцов Гаваны, проснулась от грохота и, сразу сообразив, в чем дело, испуганно пискнула. Это, как ни странно, мгновенно отрезвило дона Иниго.
— Берите одежду и бегите в ту дверь! — зашипел он, вскочив с кровати и швырнув «приятельнице» ворох бархата и шелка. — Быстрее же, черт бы вас побрал!
Обомлевшая от ужаса любовница, получив ощутимый тычок в бок, снова пискнула и пулей вылетела в потайную дверь. Через которую, собственно, сюда и явилась. Дон Иниго же едва успел натянуть рубашку и схватиться за шпагу. Которой даже не получилось воспользоваться: вломившиеся в спальню люди во главе с начальником его личной охраны, недолго думая, открыли огонь из пистолетов…
— Все кончено, сеньора.
Хуанито прекрасно знал, как воспитывают испанских девочек: лучше плохой муж, чем никакого. Пусть он пьет, бьет, гуляет, тащит из дому — все равно это твой муж и господин. Воспитание девочек из благородных семей отличалось от крестьянского лишь образованием да привитием изящных манер. Во всем прочем — послушание, послушание и еще раз послушание. Поэтому он удивился реакции доньи Долорес. Ни слез, ни упреков, ни сожаления. Очевидно, либо она на редкость мстительная особа, чего за ней раньше никто не замечал, либо взятый на душу грех — участие в заговоре с убийством ее мужа — было вынести куда легче, чем постоянные унижения. Кажется, дон Иниго в последнее время приказывал жене и детям обязательно ему кланяться? Что ж, вполне в его вкусе. Не имея возможности заставить кланяться многих губернаторов, он отыгрывался на семье…
Донья Долорес не пошевелилась. Не отвела взгляда от гобелена, на котором была выткана какая-то батальная сцена. Только пальцы, сжимавшие распятие, побелели.