Старк уже потерял из виду туман Цитадели и шел, ориентируясь по звездам. Вся равнина таяла в сером призрачном тумане, который опустился на землю с закатом солнца. Все постепенно расплылось, исчезло из вида. Небо темнело, становилось черным. На нем уже зажегся Ночной Светильник, огромный зеленый фонарь, и равнина снова стала бледной, менее белой, чем днем, но все же кое-что можно было увидеть в окутывающей землю серой мгле.
Над головой вспыхнули сполохи сияния.
Старк упорно двигался вперед, держа курс на языки пара, которые он видел еще с балкона Дома Матери. Ветер вонзался в него острыми углами, обрушивался тяжелыми ударами. Ветер насылал на него снежных демонов, и тогда Старк падал лицом вниз, пережидая, пока безумные снежные вихри с воем унесутся прочь. Иногда ветер вздымал низкие снежные облака, которые смешивались с облаками белого пара и образовывали бесформенную, густую, непроницаемую на глаз молочную мглу. Несколько раз он останавливался, ощутив разверзшуюся под ногами бездну, готовую поглотить его.
Старк осторожно обходил эти расщелины, ведь падение в одну из них в этой темноте дикой пустынной равнины Сердца Мира могло лишить Северных Псов удовольствия повстречаться с ним.
Как ни странно, но он был счастлив. Конец путешествия был рядом и Старк был свободен, не связан. Его тело было цело и вся его сила была с ним. Он был готов к испытаниям. Его борьба с холодом, ветром, жесткой и коварной равниной – это была честная борьба, не загрязненная никакими философиями, идеалами, религией. Сейчас он был не Эрик Джон Старк, он был И Хан, дикий зверь в дикой стране. Он чувствовал себя, как дома.
Он был дома. Все его чувства были обострены, он был терпелив, осторожен. Взгляд его был устремлен вперед, в ночь. Он не смотрел прямо на предмет, он смотрел за него. Он не пытался рассмотреть его подробности. Он только фиксировал его очертания и проверял, не движется ли он.
Дважды ветер приносил ему запахи, отличающиеся от царящего здесь запаха снега и мерзлой земли.
Волшебные сполохи сияния трепетали над ним. Головы снежных демонов, казалось, венчали их. Цвета играли, переходили из одного в другой – причудливые формы белого, розового и зеленого цвета. Языки пара вырывались из камней то слева, то справа от него. Они появлялись, вырастали до неба и затем рассеивались. Ему казалось, что какие-то жуткие белые существа вынюхивают его между камней, снегом и столбами пара. Он долго не мог отделаться от этого впечатления.
И затем пришел момент, когда он убедился в этим.
Он с трудом выбрался из очередного белого облака, смеси пара и снега, и когда взглянул на равнину, то увидел большое белое существо, которое смотрело прямо на него.
Старк замер. Существо продолжало смотреть на него. И что-то холодное, чужое, враждебное коснулось мозга Старка, и в нем прозвучало:
– Я – Шкуродер.
Он был огромен. В холке он достигал уровня плеча Старка. Ноги его были длинные и мощные. Толстая шея гнулась под тяжестью массивной головы.
Старк увидел его глаза, огромные и неестественно блестящие, широкую пасть и клыки, два ряда белых, острых, как бритва, клыков.
Шкуродер вытянул толстую, как ствол дерева, ногу и обнажил тигриные когти. Он прочертил пять борозд по промерзшей как камень земле и улыбнулся, показав длинный, красный язык.
Я – Шкуродер.
Глаза его горели красным огнем. Дьявольские глаза.
Паника охватила Старка, расслабила его мускулы, суставы, бросила его на землю с холодной слабостью в желудке и безмолвным криком в мозгу:
Я – Шкуродер.
Так вот как они убивают, – подумал Старк, чувствуя, что рассудок покидает его. – Страх, удар страха, такой же мощный, как любая пуля, бомба. Вот как они убивают. Размеры когтей и клыки – это только декорация.
Они убивают внушением страха.
Он не мог достать свой нож.
Шкуродер подошел к нему. Теперь на равнине появились и другие псы.
Десять, одиннадцать, двенадцать… Он не мог сосчитать их: бегущих, прыгающих, стремящихся к нему.
Страх.
Страх, как болезнь.
Страх, как черная волна, обрушившаяся на него, лишая его зрения и слуха, отнимая разум и волю.
Теперь он никогда не доберется до Цитадели, никогда не увидит Геррит.
Шкуродер отдаст его стае и омерзительные псы будут играть им, пока он не умрет.
Я – Шкуродер, – снова прозвучало в мозгу Старка, и красная пасть улыбнулась. Огромные лапы бесшумно ступали по снегу.
Где-то далеко за темной массой страха, уничтожившего все человеческое мужество, заговорил другой разум. Холодный звериный разум, не думающий, но осмысливающий, стремящийся только жить, чувствовать себя только как клубок мышц и костей, ощущать только холод и боль, стремящийся утолить голод и жажду, превозмочь страх, привыкнуть к нему. Страх – это жизнь, потеря страха – смерть.
И этот холодный звериный разум сказал, даже не сказал, а передал:
Я – И Хан.
Кровь пульсировала горячая от кипящей жизни, горячая от клокочущей ненависти.
Ненависть – это огонь в крови, горько-соленый вкус во рту.
Я – И Хан.
Я не умру.
Я убью.
Шкуродер остановился. Одна его нога осталась навесу. Он помотал головой из стороны в сторону. Он был в недоумении.
Человек должен быть неподвижен и беспомощен. Он должен быть парализован страхом. А он вместо этого заговорил, зашевелился, встал на четвереньки и смотрит на него.
Я – И Хан.
Стая замедлила радостный бег. Они, рыча, окружили Шкуродера.
Страх, – сказал разум Шкуродера. – Страх.
Они посылали страх, смертельный, убивающий страх.
Холодный звериный разум пропускал этот страх сквозь себя, не давая ему воздействовать на себя. Холодные глаза смотрели на Шкуродера, покрытого грубой шерстью, на эту зловещую тень в ночной полутьме.
Старк видел, как огромный пес открыл пасть, чтобы проглотить его. И не проглотил. Почему он должен бояться пса?
Стая заворчала, отводя глаза в сторону. Шкуродер, Шкуродер, это не человек!
И Хан поднялся на задние лапы. Он кружил, издавая звериные звуки.
Затем он бросился на Шкуродера.
Тот отбил его нападение одним движением огромной лапы.
И Хан покатился по земле. Кровь выступила из-под лохмотьев его меха.
Он поднялся, выхватил нож и снова пошел на Шкуродера.
Стая ничего не понимала. Человеческие жертвы не сопротивляются. Они не бросают вызов вожаку стаи, только член стаи может сделать это. Это существо не было членом стаи. Оно не было и человеком. Стая не знала, кто это такой.