Вильмонт не знал, что в последнее время Бурлак-Заволжский увлекся «эстетикой мусора». Из отбросов большого города он намеревался построить огромную скульптуру и явить ее миру как новое слово в искусстве. А пока он накапливал необходимый материал, регулярно посещая городские помойки.
* * *
В центре комнаты возле окна на мольберте был укреплен холст с недописанной картиной. Совсем не разбирающийся в авангардной живописи, Вильмонт так и не понял, что хотел изобразить автор. Анри пытался рассматривать странное нагромождение разноцветных геометрических фигур под разными ракурсами, и каждый раз ему виделось что-то новое – то странная рыба с двумя круглыми глазами на боку и причудливыми плавниками на горбатой спине, то фантастическая летающая машина из далекого будущего, снабженная фарами, бантиком-пропеллером над кабиной и диковинными многоугольными крыльями.
И таких картин вокруг было немало. Одни из них висели на стенах, другие же просто стояли на полу, прислоненные к стене. Стараясь не наступить на разбросанные по полу, выдавленные тюбики, Вильмонт переходил от одной картины к другой.
Неожиданно для себя он наткнулся на серию морских пейзажей. На первый взгляд в них не было ничего особенного. Автору явно было далеко до Айвазовского и других знаменитых маринистов. Но на фоне доминирующего в этих стенах авангарда само присутствие в мастерской картин, написанных в совершенно реалистичной манере, уже само по себе вызывало удивление и любопытство.
«Крамольные» картины «таились» в дальнем углу мастерской за какими-то ящиками. Можно было подумать, что «безудержный» революционер от живописи стесняется или даже стыдится того, что тайно пописывает в традиционной манере, и потому нарочно спрятал эти свои работы подальше от чужих глаз.
Написаны эти работы были в различных техниках: кистью и маслом, карандашом, углем – на классических холстах, натянутых на подрамники, картоне и просто на плотной бумаге. Некоторые из них представляли собой лишь беглые наброски, другие же являлись тщательно проработанными до малейших деталей, законченными произведениями. Несколькими акварелями Вильмонт, пожалуй, даже украсил бы свою комнату. Впрочем, возникший мимолетный интерес к найденным картинам ненадолго задержал Вильмонта в мастерской. В этой квартире у него имелись более важные дела, чем смакование красот суровой северной природы.
Когда Анри вернулся обратно в гостиную, то своего приятеля ротмистра он здесь уже не застал. Гарин отправился в расположенное через улицу кафе.
В его отсутствие полицейский пристав показал Вильмонту только что обнаруженный в личных вещах хозяина квартиры блокнот. Подозрение полиции вызвали загадочные записи на нескольких его страницах.
– Тут что-то важное, – тыча пальцем в записи, уверенно сообщил пристав. – Это же шифр!
С разрешения полицейского Анри взял блокнот и некоторое время задумчиво рассматривал бессмысленные для непосвященного читателя комбинации цифр и букв. «Для меня это такая же абстракция, – говорил себе Вильмонт, исподволь поглядывая на развалившегося на диване художника, – как некоторые творения этого оригинала в турецких штанах. Но тот, для кого эти «иероглифы» предназначены, конечно же легко поймет заложенный в них конкретный смысл».
Перед глазами сыщика на мгновение возникло странное существо на только что виденной им недописанной картине. Оно могло оказаться красивой женщиной или монстром, слоном или бабочкой, да чем угодно! Вильмонт с сожалением и завистью подумал о том, что, в отличие от художников, умеющих вглядываться в жизнь, большинство обычных людей, к которым он причислял и себя, похоже, обречены не замечать многого интересного и оригинального, скользя по знакомым вещам скучающим взглядом. И все из-за чертовой невнимательности и привычки мыслить схемами и стереотипами.
Капитану вспомнилась одна из древних заповедей искусства разведки, гласящая, что «многое вокруг совсем не то, чем кажется на первый поверхностный взгляд – все дело в угле зрения».
Странное чувство, что он стоит на пороге важного открытия, охватило сыщика. Чем-то простенькие морские акварели зацепили его. Вильмонт понял это только теперь. Во всяком случае, он точно уже где-то видел стремительный силуэт большой яхты, которая встречалась на многих из тех картин и акварелей.
– Послушайте, – обратился к художнику жандарм, – не ездили ли вы недавно, скажем, на пленэр, в Финляндию?
Бурлак-Заволжский внимательно посмотрел на Вильмонта, неприступно скрестил руки на груди и коротко ответил:
– Нет.
Однако его молодая жена сразу оживилась:
– Мы же только что вернулись оттуда, Левушка, – из свадебного путешествия.
– О, примите мои поздравления, сударыня! – Вильмонт обворожительно улыбнулся черноволосой смуглянке с длинным некрасивым лицом, большими неприятными глазами и грубым базарным голосом. – И как вам те места?
– Очень миленько! – оживленно затараторила болтушка. – Продукты дешевле, чем в Питере, и народец незлобивый. А морские офицеры – все просто душки. Мой Левик их почти всех рисовал. Мы две недели прожили в Гельсингфорсе, потом забирались на этюды в такую глушь! Там…
– Заткнись, дура! – не выдержав, гаркнул на жену художник. Потом он с ненавистью посмотрел на Вильмонта:
– Ловко работаете, господин шпион! Только ничего вы больше не вынюхаете.
Вильмонт отвел в другую комнату пристава и попросил его, кивнув на жену сурового гения:
– Не могли бы вы устроить так, чтобы я мог с ней поговорить наедине хотя бы минут пять.
Пристав понимающе кивнул и мстительно усмехнулся, чуть не потирая от удовольствия руки:
– Я уж вижу, как ловко вы нащупали слабое место у этого ляпинца [9] . Ох, и доведет его эта баба до цугундера [10] ! Язык у нее что помело! Подождите минутку, сейчас я выведу вам эту кралю.
Однако внезапное появление в квартире полковника Стасевича спутало Вильмонту все карты. Выглядел он, как классический бюрократ – весь такой аккуратненький, в золотых очках и с маленькой бородкой клинышком, очень педантичный и холодно-вежливый. На службу в Департамент полиции Стасевич попал с министерской должности и революционного движения не знал, собственной агентуры не имел. Зато он прекрасно умел ладить с начальством. Говорили, что в портфеле у него всегда наготове несколько вариантов докладов на самые злободневные темы – «за» и «против». В зависимости от того, какое мнение хотел услышать начальник, такой доклад и ложился ему на стол.
Застав в квартире капитана, которого ему было приказано на выстрел не подпускать к делу арестованного курьера, Стасевич вежливо напомнил ему:
– Как мне помнится, вам было выписано командировочное предписание.
Действительно, в кармане Вильмонта уже лежал билет на вечерний крымский поезд. В Ялте его и еще двух лучших офицеров особого отряда должен был встречать Эристов. Однако чутье сыщика подсказывало Анри, что с этой поездкой теперь стоит повременить.