Однако толку от этой плавучей бронированной батареи было не больше, чем от неполного рыцарского доспеха. В Средневековье обедневшие рыцари старались хотя бы со стороны неприятеля выглядеть достойно. На последние деньги они покупали стальные нагрудники и передники, поножи – и все это в надежде, что дворянская мораль не позволит вражескому рыцарю ткнуть копьем их в открытый зад.
Анри был уверен, что революционеры кусают себе локти, наблюдая в бинокль, как по палубе своей личной яхты преспокойненько прогуливается император. Наверняка террористы попытаются купить где-нибудь дальнобойное орудие подходящего калибра, доставить его в город по частям, собрать у себя на квартирке и попытаться дотянуться до своего главного врага. Во всяком случае, и такой вариант нельзя было полностью исключить.
Обо всем об этом Вильмонт собирался сообщить лично государю во время аудиенции. Добиться этой встречи оказалось очень не просто, но новые важные сведения о заговорщиках, которые добыл Вильмонт, не могли не произвести впечатления на начальника охраны царя генерала Черевина, к которому Вильмонт обратился. Пожалуй, впервые на памяти Вильмонта серьезные решения принимались с такой быстротой. Его визит на царскую яхту был согласован с секретариатом государя меньше чем за два часа.
За несколько последних лет Вильмонт был первым офицером тайной полиции, которого допустили на палубу царской яхты вопреки установленному Александром III правилу: «На отдыхе никакой политики, никаких разговоров о террористах!» Но ситуация сложилась настолько опасная, что держать государя в неведении было бы преступлением. А чтобы не вызвать переполох в стане противника, Анри облачился для визита на «Полярную звезду» во флотскую форму, благо он приехал в Гельсингфорс под видом морского офицера.
Где обычно обретаются звезды, по тем или иным причинам сошедшие с орбиты славы и успеха? Ответ на этот вопрос Вильмонт нашел на грязном постоялом дворе, куда он приехал вместе со штабс-ротмистром Кошечкиным в поисках одной погасшей знаменитости. Когда-то участие Петра Долматовского в спектакле гарантировало ему аншлаг и прекрасные кассовые сборы. Каждое появление на сцене кипящего талантом могучего красавца с гордой осанкой и ястребиным взором имело бешеный успех. Его сильный оперный бас разносился над зрительным залом, как глас пророка, завораживая публику страстностью монологов. Долматовскому с одинаковой легкостью давались роли королей и нищих, любовников и злодеев. Лучшие антрепренеры осаждали талантливого самородка с самыми выгодными предложениями. На афишах его фамилию писали отдельно от других, занятых в постановке актеров обязательно крупными буквами. Критики писали о молодом актере, как о подающем большие надежды новом Щепкине [33] .
Но не сбылось и не сложилось. Все это осталось в прошлом. Не сумев совладать с широтой собственной натуры, Долматовский очень быстро расплескал свой талант. В столицах его место давно заняли новые кумиры. Бывшая знаменитость теперь все больше колесила по маленьким провинциальным городкам, еврейским местечкам и казачьим станицам в составе третьесортных трупп, довольствуясь скромными гонорарами. Нередко случались с Долматовским конфузы, вроде того, что произошел с артистом неделю назад, когда он по причине запоя отстал от очередной труппы.
Однако, несмотря на полное жизненное фиаско, Долматовский продолжал чувствовать себя корифеем, этаким принцем крови в изгнании, который верит, что однажды с кучкой верных роялистов вернется в свое королевство, публика тут же перейдет на его сторону, и занявшим чужое место узурпаторам и самозванцам придется уступить ему трон. Именно в таком своеобразном таланте нуждались пожаловавшие по его душу жандармы. Когда они шли по гостиничному коридору, дверь одного из номеров впереди с грохотом распахнулась, и оттуда вылетел человек. Вслед ему несся грозный бас, напоминающий густой медвежий рык:
– Еще раз придешь требовать денег – зашибу!
Выкинутый из номера человек, судя по его внешности гостиничный коридорный, поднялся с пола, потер изведавший сапога зад и понуро захромал навстречу жандармам, расстроенно и недоуменно бормоча себе под нос:
– За что зашибу? Где это видано, чтобы шесть дней постоялец проживал в номерах, заказывал обеды и ужины и отказывался платить. А еще считает себя приличной особой, башибузук окаянный!
– Знаете что, – задумчиво останавливаясь, сказал Вильмонту Кошечкин, – я, пожалуй, не пойду к этому бешеному Гамлету. Да и вам не советую. Теперь на него надо смирительную рубашку надевать, а не договариваться с ним.
Вильмонт с недоумением посмотрел на бравого начальника железнодорожной жандармерии, который за долгую службу не раз доказывал свою храбрость, смело бросаясь на воровские ножи и бандитские стволы.
– Да вы не думайте, – смутился Кошечкин, нервно потирая свой толстый загривок. – По правде сказать, опасаюсь не совладать со своим характером. Я ведь на службе своей огрубел нравом: в гневе могу и скулу кулаком своротить. А тут как-никак свой брат актер, натура тонкая, художественная.
Старый жандарм покраснел и признался:
– Я в прошлом месяце на даче у Анны Константиновны Вельской тоже одну ролишку получил: Отелло играл в домашнем театре. Даже ваксой меня вымазали… Так что увольте… Я вас лучше здесь подожду. Если уж господин актер и на вас набросится, тогда зовите. Делать нечего, придется бить морду жрецу Мельпомены.
– Вы тоже от хозяина этого караван-сарая? – встретил Вильмонта подозрительным вопросом большой человек в халате, надетом прямо на голое тело.
Впрочем, когда Вильмонт вошел в номер, он вначале никого не увидел. Некоторое время заинтригованный Анри пытался понять, куда делся обладатель громоподобного голоса, пока не заметил дырочку в стоящей у стены ширме, а за ней человеческий глаз. Актер разглядывал нового посетителя, как обычно глазел на зрительный зал у себя в театре перед спектаклем – через отверстие в кулисе.
Увидев, что его обнаружили, Долматовский величественно появился из-за ширмы и угрожающе поцеловал свой правый кулак, словно рыцарь-крестоносец, благословляя меч перед тем, как обрушить его на головы неверных сарацин. Только мизинец его не был сжат в карающую длань – мешал длинный холеный ноготь, какие обычно носили великосветские франты.
Своей внешностью гостиничный буян производил впечатление дикой опасной силы. Он напомнил Вильмонту одного уланского корнета, с которым бывший гусар в молодости имел поединок на саблях. Хотя, конечно, сразу стало ясно, что перед Вильмонтом гораздо более сложное создание, чем грубый солдафон, с которым Вильмонт дрался на дуэли шестнадцать лет назад. Просто теперь, потакая своему скверному настроению и от безденежья, Долматовский увлеченно играл роль вздорного типа. Но как еще мог защититься актер, которому нечем было заплатить по счетам?
Еще в коридоре по пути сюда Анри предусмотрительно задержал гостиничного служку, которого Долматовский перед этим выкинул из своего номера, и сделал кое-какие распоряжения. Вскоре в дверь опасливо постучали, и на пороге появился битый актером слуга. Он нес аппетитно пахнущий обед.