Служка моментально сообразил, что, раз ему сделали заказ, значит, за свою жизнь он может не опасаться.
В это время извозчики-лихачи, поджидавшие клиентов возле ресторана, от скуки пересказывали друг другу городские слухи и сплетни. Кто-то хвалился доставшимся ему накануне выгодным пассажиром. А кто-то – жеребцом, купленным в рассрочку у владельца скаковой конюшни. Не смыслящие в спорте купцы породистых лошадей очень уважали, а в нетрезвом виде и вовсе готовы были озолотить извозчика, если тот величал подгулявшего «Нила Пахомыча» или «Савву Кузьмича» титулом «вась-сиясь» и обещал с ветерком прокатить на дутых шинах да на «тысячном призовом рысаке».
Вообще плутовство и откровенное мошенничество почиталось здесь большой доблестью и вызывало единодушное восхищение и даже зависть. И уж если кому-то удавалось крупно надуть подгулявшего пассажира или своего постоянного хозяина, он не упускал случая покрасоваться.
– А я, почитай, каждый день то рессору чиню, то лошадь кую, – хвастался перед дружками молодой хорошо одетый и упитанный детина. – Говорю третьего дня: «Дайте, барин, двадцать рубликов на ремонт». Он и дал, не спрашивая. И пятьдесят бы дал… Да что там пятьдесят! Намедни развинтил я рессору у ландо [16] , а сам говорю: «Сломалась!» Так мой только вздохнул и отправил к мастеру. А мастер – свой человек. Я ему «красненькую» в зубы – и приношу хозяину счет на сто пятьдесят рублей. А тот, сердечный, только вздыхает, но деньги выдает. Куме, значит, на конфеты [17] .
Откровения кучера – махинатора вызвали общий хохот. А довольный общим вниманием рассказчик продолжал:
– Вчерась снова взял деньги у своего профессора – купить овса, а у самого еще три куля припрятано. На те деньги, что хозяин мне каждую неделю отстегивает, можно не то что еще пару – целый табун прокормить.
Снова дружный смех и уважительные реплики дружков.
– Да, повезло тебе, Игнат, – завистливо заметил один из извозчиков и вздохнул. – Не то что нам, непутевым – пятьсот рубликов за хлебное место отстегни, городовому дай, чтобы не вязался, на починку тарантаса и прокорм своего мерина снова выложи. А тут на днях ко мне двое фартовых в конце дня подсели. В темном месте шнурок сзади на шею набросили и всю дневную выручку отобрали. Хорошо хоть, не удавили. Теперь без этого и не выезжаю со двора. – Рассказчик вытащил из-под сиденья длинный кухонный нож.
– А мне брать кого попало в коляску не резон, – подбоченился на козлах профессорский кучер. – Тридцать рублей в месяц зарплаты получаю, окромя харчевых и подарков.
– Ты, поди, сам барину своему тридцатник в месяц платить можешь, – усмехнулся сосед.
Снова последовал взрыв смеха.
И тут один из членов компании кивнул на стоящий в сторонке экипаж:
– Смотрите, братцы, какой красавец коняга!
Все посмотрели, но экипаж, в который был запряжен заинтересовавший извозчиков конь, стоял в стороне от ресторана, не на свету. Все же ямщикам удалось разглядеть очертания исполина. Конь был мощным и в то же время достаточно изящным, что необходимо беговой лошади. Гигант-красавец нетерпеливо перебирал ногами и пофыркивал.
– Настоящий фаворит! Такой любую дистанцию чисто пройдет, ни разу не засбоит, – убежденно заявил владелец невзрачной рыжей кобылы.
Ямщики хоть и не читали спортивных журналов, любили щегольнуть терминами из лексикона жокеев, тренеров, владельцев собственных призовых рысаков и ипподромных жучков – барышников.
– Послушайте, – опасливо понизил голос другой извозчик, – я узнал его. Это же Варвар – трехлеток из конюшни поляка Дымбовича. Он уже второй сезон подряд берет главный приз дерби. Говорят, граф Орлов – известный лошадник – назвал его черным бриллиантом.
– Откуда он здесь?
– Я слышал, что некоторое время назад к Дымбовичу на конюшню заявились двое – кавалер с красивой барышней. Они положили перед хозяином конюшни толстую пачку денег и заряженный пистолет и предложили на выбор – продать им лошадь или умереть.
В это время в ресторане продолжалось ограбление. Пока его напарница выполняла свою часть работы, офицер держал зал под прицелом, не вынимая сигары изо рта.
Большинство гостей сидели как замороженные, боясь даже шелохнуться. Некоторые же – кто посмелее – вполголоса переговаривались, косясь на страшного бандита и его красивую подельницу:
– Смотри, как нежна, личико просто ангельское, а туда же. Как думаешь, она отнесется, если я что-нибудь спрошу у нее?
– Помалкивай лучше! А то этот ангелочек отстрелит тебе причинное место без предупреждения.
Девушка – налетчица обходила столики с раскрытым саквояжем, в который собирала деньги, золотые портсигары и благоразумно снятые дамами с себя драгоценности. Мужчины скрипели зубами от беспомощности, дамы повытаскивали нюхательные соли и поприжимали платочки к вискам.
За одним из столов сидел очень полный мужчина. Когда грабительница оказалась рядом, он жалобно попросил:
– Позвольте мне отлучиться в уборную. Я болен и не могу терпеть.
На напряженном лице преступницы появилось выражение сострадания:
– Конечно, идите.
Проявленное преступницей милосердие было истолковано некоторыми ограбленными как признак ее слабости. Находящийся поблизости немец-фирмач – длинношеий, лопоухий, в пенсне – вдруг вскочил и заорал на ломаном русском, что он иностранный подданный и требует, чтобы ему вернули золотые часы и все деньги.
– Я пользоваться дипломатический неприкосновенность! Вы не иметь право. Это есть международный скандаль!
Сидевшая с молодым любовником вдова недавно скончавшегося крупного торговца тоже быстро сориентировалась в обстановке. Ширококостная крепкая баба обеими руками вцепилась в саквояж, в котором только что исчезли ее драгоценная брошь, золотой браслет с сапфирами и двести рублей. Но тут хрупкая налетчица неожиданно залепила купчихе такую оплеуху, что та взвизгнула и мгновенно стихла.
Одновременно грянул выстрел. Немец схватился рукой за ухо, разорванное пулей.
– Если не успокоитесь, – в наступившей гробовой тишине отчетливо прозвучал невозмутимый голос грабителя, – вам настанет капут.
Вскоре саквояж так отяжелел, что офицер поспешил забрать его у сообщницы. И тут он заметил, что ему улыбается шикарная кокотка. Забыв про своего перепуганного насмерть пузатого кавалера, бесстыдница строила глазки высокому, прекрасно сложенному брюнету с импозантной сединой на висках, матово-бледным лицом и жгучими черными очами. Военный улыбнулся ей в ответ и, наклонившись, что-то жарко зашептал на ушко. До слуха сидящего рядом с легкомысленной изменщицей толстяка долетела лишь первая фраза галантного грабителя: