Борис резко дал газ и пошел на взлет, так как времени на разворот уже не было. Аэродромная охрана, — надо было отдать ей должное, — спохватилась довольно быстро: сразу с нескольких сторон по пытающимся взлететь самолетам был открыт ружейно-пулеметный огонь.
Неожиданно справа вспыхнул яркий глаз прожектора. Залп света обрушился на кабину. На какие-то мгновения Борис ослеп. Но тело продолжает работать «на автомате»…
Когда глаза немного привыкли к световой бурс. Нефедов обнаружил в ста метрах впереди грузовую машину. Франкисты поставили ее так, чтобы заблудившемуся пилоту «Спада» наверняка не удалось взлететь.
Защищаясь от яростного света, бьющего прямо в лицо, Борис глубже склоняется в кабину, теряя представление о внешнем пространстве. Теперь он действовал по памяти, держа в воображении последний раз виденную «картинку» отрезка взлетного поля по носу своего самолета. Ручку резко на себя и сразу бросок машины в правый вираж. Крылом «Спад» слегка чиркает по кузову грузовика, но, кажется, все обошлось…
Внизу стрекочут вражеские зенитки, но их расчетам не угнаться за самолетом, поднимающимся в небо с креном в семьдесят пять градусов. Центробежные силы вдавливают Бориса в сиденье. Перегрузка превышает его собственный вес в пять раз. Дыхание сдавлено, руки и ноги плохо повинуются, веки слипаются — трудно управлять самолетом. А в эти секунды как раз требуется самое большое внимание к машине. Все ее норовистые порывы нужно вовремя обуздать. Борис весь — внимание. И самолет послушно делает то, что он ему велит…
Если бы не этот вираж, тихоходному, медленно набирающему высоту «Спаду» просто не дали бы уйти с вражеской базы, как не позволили франкисты оторваться от земли одному из двух уцелевших после горного участка «фоккеров»…
После этого инцидента, чуть не закончившегося для перегонщиков гибелью или пленом, все вдруг пошло как по маслу. Судьба, словно испытав их на прочность, решила наградить за мужество и выносливость. Окончательно потеряв ориентировку в результате штурманской ошибки лидера группы, они вскоре случайно вышли точно на истинный аэродром дозаправки, где прибытия самолетов ожидала команда техников. Отдохнув, летчики уже без приключений добралась до конечной цели своего пути.
И все-таки эта история имела чрезвычайно драматичное продолжение. Через три дня над аэродромом, где стояли пригнанные из Франции самолеты, неожиданно появился одиночный вражеский разведчик. Он сбросил на парашюте какой-то контейнер и сразу скрылся в облаках.
К ящику, приземлившемуся на краю летного поля, долго никто не решался приблизиться — все опасались мины-ловушки. Когда же смельчак все же нашелся, его ожидала страшная находка. В ящике находились части разрубленного человеческого тела. Когда из зловещей посылки извлекли голову несчастного, стало понятно, что страшную смерть принял жизнерадостный курский паренек, чей «фоккер» не смог взлететь с вражеского аэродрома…
После телефонного разговора с подругой Георгий Церадзе долго не мог успокоиться. И в летной комнате среди товарищей из дежурного звена, и в столовой он думал только о своих подозрениях: «Как-то холодно Леля ответила, когда я спросил ее: “Соскучилась ли ты по мне?” Неужели, она все-таки изменяет мне?!»
За два месяца до начала войны сорокадвухлетний грузин познакомился на свадьбе приятеля с 19-летней прелестной особой — в ту пору студенткой Инженерно-строительного института имени Куйбышева. Несмотря на огромную разницу в возрасте, девушка более чем благосклонно восприняла знаки внимания со стороны зрелого кавалера. Уже тогда Церадзе, как летчик-испытатель, получал очень приличную зарплату и имел возможность ухаживать красиво — с кавказским размахом. Он забрасывал возлюбленную букетами, дорогими подарками, регулярно приглашал ее в рестораны и театры. Каждую неделю знакомый штурман ГВФ, совершающий регулярные рейсы в Тбилиси, привозил Георгию свежие цветы и фрукты для его возлюбленной.
Юная красотка сразу обрела такую фантастическую власть над зрелым отцом большого семейства, что ради нее Георгий оставил жену и троих детей.
Их отношения развивались не постепенно, как обычный роман, а были яркой вспышкой страсти. Уже на следующий день после знакомства Георгий пригласил Лелю в кино. Во время просмотра фильма девушка слегка прижималась к Георгию или будто случайно касалась волосами его лица, когда наклонялась, чтобы шепотом что-то прокомментировать.
Потом, после ресторана, они гуляли по вечерним аллеям Парка культуры. Леля вдруг решила искупаться в пруду — давало о себе знать количество выпитого в ресторане вина. Купальника у Лели не было, поэтому она плавала в нижнем белье. Когда девушка выходила из воды, то казалась более чем голой…
Конечно, весь этот спектакль был рассчитан на горячий кавказский темперамент Церадзе. И опытный мужчина повелся на него, словно пылкий и доверчивый подросток в пору полового созревания.
То, что новая подруга в первый же вечер отдалась ему — по-животному — в кустах, не смутило Церадзе. Напротив! Его пьянила и возбуждала эротическая игра, которую новая знакомая затеяла с ним. Он терял голову, когда, попрощавшись с любимой в вестибюле ее института, вдруг замечал, что у поднимающейся по лестнице подруги под юбкой нет трусиков.
Прошла всего неделя после их знакомства, а Церадзе уже не мог ни о чем думать, кроме как о своей Леле; был готов баловать и терпеть все ее капризы.
Правда, поначалу родители Лели— простые рабочие — резко отрицательно относились к тому, что с их дочерью встречается мужчина, годящийся ей в отцы. Эти порядочные, но простые люди по наивности считали свою Лелечку идеалом чистоты и невинности.
Впрочем, достаточно было Георгию один раз появиться в их доме, и своим неотразимым обаянием он сумел завоевать симпатию и полное доверие родителей возлюбленной. «Лучшего зятя нам и не надо!» — в конце застолья поднимая рюмку, заверил гостя отец Лели.
Но до начала войны свадьбу сыграть так и не удалось. А в конце июня 1941 года на базе НИИ ВВС и Наркомата авиапромышленности для обороны столицы был срочно сформирован 401-й истребительный авиаполк. Укомплектован он был летчиками-испытателями. Церадзе, как один из ведущих тест-пилотов НИИ ВВС, тоже попал в этот особый полк. Теперь почти все время ему приходилось проводить в небе или на полевых аэродромах. В Москву — для встреч с Лелей — удавалось вырываться нечасто. Тем не менее Церадзе заботился о девушке как о законной супруге: до копеечки переводил ей свой офицерский оклад. Когда на прошлой неделе ему неожиданно выплатили две тысячи за сбитый бомбардировщик, — тоже немедленно отправил деньги Леле. Чтобы она и ее родители не голодали в связи с начавшимися в Москве перебоями с продуктовым снабжением, Церадзе старался при любой возможности отправлять им сэкономленные продукты из своего усиленного летного пайка.
В телефонных разговорах Леля благодарила Георгия за заботу, но с некоторых пор Церадзе не чувствовал в ее словах прежнего тепла и кокетства. Не понимая, в чем причина такой перемены, мужчина всей душой рвался в Москву, чтобы попытаться вернуть ускользающую любовь, но воинской долг требовал его присутствия здесь — на фронте. Оказалось, что душевную боль переносить гораздо труднее, чем физическую…