— Ничего удивительного здесь нет. Из всех зачатых мной детей выжил только Стардах. Самый сильный, самый изворотливый, самый лютый. Он превзошел меня по всем статьям, но тот, кто придет ему на смену, превзойдет и его. Максары совершенствуются из поколения к поколению. В этом залог их могущества и преуспевания.
— Вы не совершенствуетесь! Вы вырождаетесь! Тот, кто умножает зло в мире, тем самым губит и себя самого. Примеров тому не счесть. Когда-нибудь вы захлебнетесь в пролитой крови.
— Все это пустые слова. Слыхал я эти разговоры о добре и зле. Так вот, запомни, добро — это выдумка слабых. Религия рабов. Ни разу я не видел, чтобы добро побеждало зло. Зло может победить только другое, еще более изощренное зло, иногда весьма успешно рядящееся в одежды добра. Давай не будем лицемерить хотя бы здесь, на краю могилы. Зло извечно, неодолимо, всепроникающе и притягательно. Так не лучше ли жить по его законам открыто, как это делаем мы? Я никогда никому не делал добра и не требую, чтобы добро делали мне. Поэтому я могу считать себя абсолютно свободным. Начни творить это самое добро и скоро погрязнешь в нем, как в болоте. Привязанности, обязательства, условности свяжут тебя по рукам и ногам. Друзья и родственники не дадут тебе вздохнуть. Ты уподобишься вьючному скоту и дойной корове одновременно. Разве такая жизнь достойна настоящего человека? Я враждую со всем светом, и это сильно упрощает мне жизнь.
— Не только упрощает, но и укорачивает, — съязвил Артем.
— Кроме того, — невозмутимо продолжал Адракс. — Для всех вас, червей и устриц в человеческом облике, так даже лучше. Вы должны ликовать, что мы такие, какие есть. Если максары однажды прекратят распри, мало кто уцелеет в ближайших мирах.
— Неужели нет ничего, что было бы свято для вас? Ведь все народы пытались создать себе какие-то, пусть даже и призрачные идеалы.
— Если под идеалом ты понимаешь какое-то божество, то оно у нас имеется. Это бог-плут, бог-обманщик, бог-каннибал, рожденный от кровосмесительной связи и пожравший своих родителей. Служа этому богу, мы плюем ему в лицо, приносим ложные клятвы, сквернословим, предаемся всяческим извращениям. Он не только позволяет все это, он принуждает нас поступать подобным образом. Таково его естество, таковы его заповеди…
«Где-то я уже нечто подобное слышал, — подумал Артем. — Было уже такое. Или нет — такое будет. Будет, когда на земле воцарится Антихрист — человек греха, неблагодарный себялюбец, чуждый добру лицемер, кровожадный нечестивец, деспот, чародей и лжепророк. Заповеди его будут заповедями истинного бога, вывернутые наизнанку, а законом — беззаконие. Огонь станет дымом, белое — черным, свет — мраком, знание — заблуждением. С амвонов оскверненных храмов слуги Антихриста будут проповедовать нелюбовь, гордыню и злонравие. И тогда люди отшатнутся от подлинной веры и станут истово служить этому обманщику, творя во имя его зло и насилие. Лишь немногое число праведников устоит перед соблазном. Кратким будет царствование Антихриста, но с его падением падет и весь сущий мир. Козлища попадут в преисподнюю, а агнцы прошествуют на небо.
Финал этот, явно притянутый за уши, можно отнести на счет наивной и неистребимой веры людей в счастливый или хотя бы справедливый конец. Зато все остальное — гениальное предвиденье. Много раз и под разными именами Антихрист пробован свои силы на Земле, и всегда успех его был потрясающим. Ложь действительно превращалась в истину, правое в левое, дерьмо в золото, а кто был никем, становился всем. Брат шел на брата, сын судил отца и сосед вешал соседа на перекладине ворот. Может быть, зло действительно непобедимо и извечно? Неужели зло и человек — неразделимы?»
— Почему ты молчишь? — ухмыльнулся Адракс. — Значит, тебе нечего возразить.
— Вот что я скажу, — Артем немного помедлил. — Люди рождаются зверями. Искра человечности едва тлеет в них. Под человечностью я как раз и понимаю тягу к добру. Нужно приложить немалое старание и нам самим и окружающим, чтобы эта искра не погасла, а разгорелась. В противном случае человек будет жить по законам зверя, то есть по законам зла. Естественно, второй путь привлекательнее. Зло соблазнительно своей доступностью. Следовать ему неизмеримо легче, да и прибыльней. Ты считаешь зло добродетелью, а на самом деле это постыдный порок. Его порождают отнюдь не мудрость и не стремление к свободе, а глупость, неразвитость духа и извращенность.
— Ну и что же, по-твоему, в конце концов восторжествует?
— Поскольку я уверен, что разум рано или поздно победит глупость, значит, я уверен в торжестве добра.
— Несчастный слепец! Даже если это и так, то прежде, чем добро восторжествует, ты обратишься в исчадье зла и будешь верно служить ему. Хотелось бы мне послушать, как ты заговоришь тогда.
Было слышно, как к отверстию лаза подошли сразу несколько человек. Глухо, словно в печной трубе, загудели голоса. Конус света исчез, словно его смахнуло крыло мрака, и в лазе раздалось шуршание. Когда тускло сияющий столб возник снова, в нем уже стояла Надежда, отвязывающая от своего пояса конец веревки. Волосы ее были коротко острижены и плотно стянуты посверкивающей драгоценными камнями сеткой-диадемой, а одежда больше напоминала оперенье волшебной птицы.
— Ну вот и я, — сказала она как нив чем не бывало. — Темновато тут у вас. И воздух затхлый.
— Зато ты, как видно, живешь неплохо, — едва сдерживая дрожь, произнес Артем. — Все максары одеваются так, как ты?
— Не думаю. Тот, кто волен менять облик по собственному усмотрению, вряд ли придает большое значение нарядам. Эти одежды я нашла в одной из кладовых. Там такого добра целые горы. Слуги отца говорят, что это добыча максаров. Все это я надела для тебя. — Надежда тряхнула головой, и ее лицо, до того находившееся в полумраке, на мгновение высветилось. Слезы тающими льдинками стояли в ее глазах.
— Тебе плохо там? — Артем указал в потолок.
— Я максар по рождению. Но не по воспитанию. Вот меня и воспитывают. А потом… я слыхала… меня переделают. Это правда? — она перевела взгляд на Адракса.
— Непременно, — охотно подтвердил старик. — Для максара у тебя слишком тонкая кожа, слишком слабые руки и чересчур много лишнего в утробе. Зато в голове кое-чего не хватает. Тебя разъединят на части, а когда соберут снова, ты станешь уже совсем другой. Все живое будет деревенеть при одном твоем появлении, ты забудешь о страхе и жалости, одного единственного удара хватит тебе, чтобы оглушить мрызла, а человеческие души затрепыхаются на твоей ладони, как угодившие в сеть рыбешки.
— Замолчи! — в голосе Надежды зазвенела угроза. — Замолчи, старый шут! Это ты во всем виноват! Для чего ты взвалил на меня свои собственные беды? Для чего похитил из дома, где я росла в покое и безопасности? Ты хотел сделать из меня кровожадного хищника! А сейчас недоволен тем, что кровожадного хищника из меня делает твой враг! Разве не так? Лучше бы я заживо сгорела в Стране Забвения! Я не хочу, не хочу быть максаром!
— А разве едва только вылупившийся из яйца птенец хочет стать коршуном? — спокойно возразил Адракс. — Но он обязательно станет им. Если, конечно, его до этого не склюют вороны. Тебе не переломить судьбу. У Стардаха на тебя свои планы, у меня — свои. Но если я всего лишь наставляю тебя на путь, предназначенный от рождения всем максарам, он хочет превратить тебя в свирепое чудовище, в гения разрушения, целиком послушного его воле. За твою душу идет невидимая схватка, и исход ее во многом будет зависеть от тебя самой.