Скорее всего стражник не внушал симпатии даже в своем первоначальном облике, а тут еще максары постарались усугубить все то, что вызывает ужас и отвращение: вместо рук – что-то среднее между клешнями и лапами, вместо зубов – настоящие пилы, наверное, мешающие нормально питаться, вместо кожи – толстенная шкура, покрытая костяными шипами. Воняло от него соответственно – сразу и старым козлом, и шакальей отрыжкой.
Окш ощутил такое отвращение, что инстинктивно оттолкнул стражника от себя – не руками, естественно, а силой воли. Толчок этот оказался так силен, что в сознании страшилища все рассыпалось вдребезги, перемешалось и замутилось. Похоть и все сопутствующие ей более-менее нормальные чувства исчезли. Осталась только накрепко вбитая в башку преданность хозяину и установка на самопожертвование.
Злобно оскалившись, стражник стал медленно отступать, пока не нашарил брошенную алебарду. Его недавние сластолюбивые грезы рассеялись, и сейчас он видел перед собой только врага. Окш еще толком и не сообразил, как ему поступить в этой ситуации – убегать или драться, – а Рагна уже решительно отстранила его.
– Ты на кого, гад, замахиваешься? – сказала она негромко. – А ну, отдай.
Стражник, раздираемый самыми противоречивыми чувствами, что-то униженно залепетал и протянул девчонке свое увесистое оружие, способное с одинаковым успехом и разрубать врага пополам, и выпускать ему кишки.
Рагна уперла древко алебарды в стену и тем же не допускающим возражения тоном произнесла:
– Понял, что я от тебя хочу? Тогда действуй. Быстрее.
Стражник пружинисто присел, набираясь сил для броска, а затем ринулся вперед, прямо на алебарду. Напор был таким энергичным, что в грудь ему вонзилось не только лезвие копья, но и верхняя лопасть топора. Однако Рагне этого показалось мало, и она заставила стражника повторить аналогичный трюк еще несколько раз, пока железо и осколки ребер не выперли у того из спины.
– Начал ты неплохо, – сказала она затем Окшу. – Но любое дело нужно доводить до конца. Такие мрызлы самые упрямые. Их делают из диких существ, живущих в горных лесах на краю света. Ради хозяина они готовы на все. Я предстала перед ним в облике мамаши. Сам понимаешь, что он счел такую смерть за честь для себя.
– Я все прекрасно понял и без твоих объяснений, – буркнул Окш, брезгливо стряхивая с одежды капли чужой крови. – Перед тем, как броситься на алебарду, он еще успел удивиться, почему это хозяйка прибыла пешком, а не верхом, как обычно, и тогда ты придала мне облик коня.
– У тебя прекрасные способности. – Девчонка перешагнула через корчившегося в агонии стражника и, не оборачиваясь, приказала: – Запри ворота. Сейчас мы здесь хозяева.
Население замка, объятое ужасом, уже высыпало во двор. Были тут и не успевшие вооружиться суровые воины, и изнеженные франты, и смазливые молодцы, самой природой предназначенные для любовных утех, и придворные дамы самой разной комплекции, по большей части облаченные в ночные рубашки, и прислуга всех званий, начиная от звероватых на вид конюхов и кончая вышколенными дворецкими.
Многие при виде Рагны пытались шмыгнуть в какое-нибудь укромное местечко, но могучая воля максара очертила посреди двора круг, покинуть который человек был не в состоянии.
– Как поживаете? – мрачно осведомилась Рагна и, не дожидаясь ответа, продолжала: – Не рады разве меня видеть? Наверное, и о существовании моем забыть успели? На колени, быдло! И даже глаз на меня поднимать не смейте!
Все, как подкошенные, рухнули на камни вниз лицом. Живая курица, вырвавшаяся из рук повара, с истеричным кудахтаньем бросилась в дальний угол двора. Наиболее слабодушные из слуг от испуга пускали ветры.
– Давай лучше делом займемся, – тихо сказал Окш. – А то, как я погляжу, ты на расправу настроилась.
– Ты в чужие дела не лезь, – отрезала Рагна, подбирая оброненную кем-то из конюхов плеть. – Холопов надо учить. Тут, между прочим, есть такие, которые по маменькиному наущению плевали мне в лицо. Разве максар это простит?
– Ладно, поступай как знаешь. – Окш с досадой махнул рукой. Он уже успел убедиться, что спорить с упрямой девчонкой бесполезно.
А та уже расхаживала среди распростертых на камнях слуг, не забывая отвешивать направо и налево удары плетью.
– Службу вы нашли себе завидную, – говорила она при этом. – Поразъедались. Спите допоздна, вином от вас разит. Поворовываете, наверное. А ведь здесь, между прочим, все мое. Надеетесь, что мамаша будет вечно жить? Как бы не так! Если она от распутства не подохнет и на войне с Карглаком не загнется, я ее скоро сама в могилу загоню. Вот тогда будет вам настоящий суд. За каждую украденную монетку, за каждую бочку вина, за каждый глоток воздуха спрошу. Подать сюда ключи от подвалов!
Никто на приказ Рагны не отреагировал, и тогда она за волосы вздернула на ноги дебелого, роскошно одетого мужчину, на чьем лице отпечатались узоры брусчатки, которой был вымощен двор.
– Пощадите! – заверещал тот срывающимся на визг голосом. – Нет ключей! Их ваша матушка с собой изволила взять! Не доверяет мне!
– Что же это такое случилось? – Рагна состроила удивленную гримасу. – То доверяла, то вдруг перестала.
– Не знаю, несравненная! – продолжал оправдываться толстяк. – Лично сама все подвалы заперла и в походный мешок ключи сложила. Только один и оставила. От темницы.
– А кто там сейчас?
– Никого, несравненная! Были кое-какие зловредные людишки, да померли от лихорадки.
– Голодом, наверное, уморил, крыса алчная. – Рагна отшвырнула ключника от себя, однако знаком не позволила ему вновь рухнуть ниц. – Ну да ладно… Слушай мою волю. И вы все, сброд вонючий, тоже слушайте. Прямо отсюда ступайте в темницу и сидите там тихо. Если вы меня больше ничем не огорчите, может, и на волю вернетесь… А ты, – обратилась она к ключнику, – запрешь их хорошенько и на страже станешь. Если что, я с тебя первого спрошу. Понял?
– Понял, несравненная! – с готовностью отрапортовал тот. – Кормить их прикажешь или голодом уморить?
– Обойдутся, – с презрением обронила девчонка. – Я к вам ненадолго заглянула… За такой срок они и жира не растрясут. Но бочку воды все же поставь.
– Будет исполнено, несравненная! – С проворством, удивительным для его комплекции, ключник грохнулся Рагне под ноги и тут же как ванька-встанька вернулся в прежнее положение.
– Только особо не торопись, – она покосилась на лежавших вповалку слуг. – Конюхи, сюда!
Некоторое время Рагна внимательно изучала кучку странно одетых и странно причесанных молодцов (тела их прикрывали жесткие, невыделанные шкуры, а головы – пышная поросль волос, где шевелюра, усы и борода составляли единое целое). Пахло от них конским потом и навозом. Под взглядом белобрысой пигалицы эти здоровяки начинали трястись и заикаться.
Наконец Рагна остановила свой выбор на том из конюхов, чью буйную шевелюру время уже изукрасило серебряными нитями.