– Нет, не читал, – с сожалением ответил Маркиз. – Мне в жизни хватает приключений и загадок, так что детективов я не читаю. И где же можно найти вашего разведчика на пенсии?
– Где? Дайте подумать… у нас ведь сейчас вторая половина июня, значит, должны цвести ирисы…
– И при чем тут ирисы? – удивился Леня.
– При том, что Ким Рихардович ни в коем случае не пропустит такое красивое зрелище. Значит, вы непременно найдете его в иридарии ботанического сада…
– Где? – удивленно переспросил Маркиз.
– В иридарии, – строго повторил Миллер, – то есть на участке, где выращивают сортовые ирисы. А ботанический сад у нас располагается на Аптекарском острове, рядом с Петроградской стороной…
– Ну, уж где находится ботанический сад, я как-нибудь знаю! – обиделся Леня, – я ведь в Петербурге родился и вырос. Правда, тогда он назывался не Петербургом, а Ленинградом, но ботанический сад находился там же, где и сейчас, и растения в нем были примерно те же самые. Помню, как-то с одной девушкой мы провели… впрочем, это не относится к теме нашего разговора. Значит, вы говорите, что ваш китаист любуется там ирисами? А как я его узнаю?
– Узнаете, – уверенно ответил Иван Францевич.
– И последний вопрос. Могу я на вас сослаться?
– Конечно, можете. Мы ведь, Леня, давно с вами знакомы и до сих пор не разочаровывали друг друга.
* * *
Через сорок минут Леня шел по ботаническому саду, приближаясь к участку, где сотрудники сада выращивали сортовые ирисы. Этот цветник был виден издалека – чудесные ирисы сияли всеми цветами радуги и тонкими, удивительными оттенками, здесь были и синие, и лиловые экземпляры, и желтые с бордовыми полосками, и темно-красные с коричневым. Помимо удивительных оттенков, цветы поражали глаз своей причудливой формой. Были тут ирисы низкорослые, японские, были сибирские, растущие кучно, как будто готовый букет, были ирисы, называемые бородатыми за форму цветков. Возле крошечного бассейна цвели ирисы высокие, желтые, пахли они дыней.
Возле цветника толпились опытные садоводы и обыкновенные любители, восторженные старушки и родители, которые привели в ботанический сад детей, чтобы с раннего возраста приучить их к прекрасному.
Но среди этой толпы выделялся худощавый мужчина в светлом костюме.
Его трудно было не заметить, поскольку он неподвижно стоял в стороне от остальных посетителей, любуясь невзрачным на первый взгляд цветком – невысоким ирисом бледно-голубого цвета.
Впрочем, не это, вернее, не только это привлекло к незнакомцу Ленино внимание.
Наметанным взглядом профессионала Маркиз определил, что незнакомец в светлом костюме обладает той же особенностью, что и сам Леня: его внешность кажется приятной, но совершенно не запоминающейся, лишенной особых примет и характерных признаков. Несомненно, это весьма ценное качество не только для мошенника, но и для профессионального разведчика.
Единственное, что смущало Леню, – Иван Францевич сказал, что бывшему разведчику далеко за восемьдесят, а этому любителю ирисов трудно было дать больше шестидесяти лет.
Тем не менее Леня осторожно приблизился к незнакомцу в светлом, держась позади него и двигаясь совершенно бесшумно.
Однако когда их разделяло не более трех шагов, незнакомец, не поворачивая головы и не делая резких движений, проговорил:
Ирисы зацвели.
Над речной долиной рассеялись клочья тумана.
Лето пришло.
И, совершенно не меняя интонации, продолжил:
– Как здоровье Ивана Францевича?
Леня закашлялся от неожиданности и ответил:
– Он вам звонил? Вы, я полагаю, Ким Рихардович?
– Нет, – ответил человек в светлом, по-прежнему не поворачивая головы. – Да.
– Не понял. – Леня совершенно растерялся. – Так нет или да?
– Я ответил вам в порядке поступления вопросов. Нет – Иван Францевич не звонил мне. Да – меня зовут Ким Рихардович.
– Но как вы догадались, что я от Ивана Францевича? Вы ведь даже не взглянули на меня!
– Ну почему же не взглянул? Я прекрасно видел ваше отражение в этом зеркале! – Ким Рихардович показал на застекленную оранжерею, расположенную в нескольких шагах от него. – Знаете ли, у меня есть полезная привычка видеть то, что расположено за моей спиной. При моей прежней профессии она очень продлевает жизнь…
– Но, однако, я все равно не понимаю… – растерянно проговорил Маркиз. – Как вы узнали?..
– Очень просто. – Мужчина улыбнулся одними губами. – Я видел, что вы в отличие от остальных пришли сюда вовсе не любоваться ирисами. У вас вид занятого, делового человека, на цветы вы почти не глядели, зато внимательно оглядывали людей и быстро выделили именно меня. Надо признать, я насторожился. Жизнь у меня была трудная, насыщенная самой разнообразной деятельностью, и, разумеется, у меня есть враги. Но, понаблюдав за вами некоторое время, я понял, что вы – не киллер и не сотрудник спецслужб…
Леня еще не успел задать вопроса, но Ким Рихардович уловил его по выражению Лениного лица и тут же ответил:
– Во-первых, киллер не подошел бы ко мне так близко, он ждал бы меня заранее в засаде и выстрелил бы с безопасного расстояния, так что я даже не узнал бы о его появлении. А сотрудников спецслужб я научился распознавать по внешнему виду, по манере поведения, по характерной походке… ну, в общем, это уже на уровне подсознания. Так вот, вы не противник и не коллега, вы заведомо штатский человек, и у вас ко мне имеется дело. А в таком случае вас мог ко мне отправить только Иван Францевич, больше некому!
– Блестяще! – восхитился Маркиз. – Я чувствую себя доктором Ватсоном при первой встрече с Шерлоком Холмсом!
– Посредственный детектив! – поморщился Ким Рихардович. – Кстати, вы так и не ответили на мой вопрос – как здоровье Ивана Францевича?
– Прекрасно. – Леня улыбнулся. – Как вы знаете, на здоровье он никогда не жалуется. Мне кажется, вы тоже.
– Но возраст, знаете ли, все же дает себя знать! – вздохнул Ленин собеседник. – Представляете, в этом году мне пришлось ограничить утреннюю пробежку всего двумя километрами! Я понимаю, это звучит смешно…
– Для кого как! – протянул Леня завистливо. – Моя утренняя пробежка – несколько метров от спальни до ванной. Ну еще, конечно, собачку вывожу, но это не каждый день…
– Нельзя так наплевательски относиться к своему здоровью! – пожурил Леню Ким Рихардович. – Впрочем, не буду вас воспитывать, это неблагодарное занятие. Итак, с чем вы ко мне пришли?
– Иван Францевич сказал мне, что вы большой специалист по китайской культуре…
– Что вы! – Старик замахал руками. – Какой я специалист! Помню, когда я двадцатилетним мальчишкой только закончил Восточный факультет и приехал стажироваться в Пекин к профессору Лю Бо Шаню, я действительно воображал, что все знаю о Китае. Но профессор быстро показал мне всю глубину моего невежества, и с тех пор я изучаю Китай больше полувека, но с каждым годом убеждаюсь, что почти ничего о нем не знаю! – Уважаю вашу скромность, однако думаю, что вы все же сможете дать мне ценную консультацию. А вам, я думаю, не помешает небольшой гонорар… – Разумеется! – Ким Рихардович смущенно улыбнулся. – Пенсия у меня скромная, и хотя я еще кое-что зарабатываю своими писаниями, деньги никогда не бывают лишними. Итак, что вас интересует? Леня достал из кармана конверт, раскрыл его и протянул своему собеседнику сложенный вдвое листок рисовой бумаги. Ким Рихардович, прежде чем взглянуть на текст, внимательно осмотрел бумагу, ощупал ее тонкими музыкальными пальцами и даже осторожно обнюхал. – Хорошая бумага, – проговорил он с удовлетворением, – изготовлена не позднее тридцатых годов прошлого века. Но тушь более поздняя. Думаю, ей лет пятьдесят, не больше… Только после этого он развернул листок, отодвинул его подальше от глаз и нараспев прочитал: