– И вы просто ушли? – поразилась я. – Не сообщили старшим Малининым правду?
– Нет, – вздохнула Балкина. – Пожалела ребенка. Андрюша напугался до смерти. По малолетству он не подумал, что меня выпрут, плакал, умолял о прощении. Выложил мне все свои детские обиды и тайны. Я узнала про каких-то старшеклассников, которые его третируют на переменах, отнимают сокровища вроде наклеек и жвачки. О детях из параллельного класса, которые мучителям других малышей прислуживают, поняла, что Андрейка мечтает стать одним из таких ребят-лакеев, потому что их все уважают из-за близости к хулиганам. Услышала про учительницу математики, обзывающую Андрюшу «Пифагор без тормоза», выяснила, как он боится диктантов, контрольных работ и разных проверок, а еще больше дрожит перед родителями. Мать хочет видеть в дневнике сына только пятерки, а отец получил в свое время золотую медаль и удивляется, зачем сыну нужны репетиторы. Я поняла, в какой ад превратится жизнь ребенка, если истина выплывет наружу, и покинула дом Малининых без сожалений.
– Не всякий человек так поступит, – пробормотала я.
Вероника Егоровна пожала плечами.
– Мне нравился мальчик. Но у них в семье что-то неладно. Не спрашивайте, что именно, понятия не имею. Я, грешным делом, подумала, вдруг Андрей неродной сын Малининых. Знаете, как бывает – не может женщина родить, семья берет малыша из детдома, а потом раз – и наступает долгожданная беременность. Но однажды в гости к хозяевам приехала подруга Лены и давай умиляться, глядя на мальчика: «Ах, как ты вырос! До чего на папу-маму похож. Родинка на щечке, как у Леночки, ушки с раздвоенной мочкой, как у папы. Ой, помню, как мы тебя из роддома забирали! Я в кулек с новорожденным глянула, а оттуда Ленины глаза смотрят». Ну и так далее. Я после ее отъезда повнимательней к Андрею присмотрелась и поняла: общая у всех Малининых кровь, верно знакомая Елены Сергеевны подметила. И родинка у него, как у мамы, и уши странные, внизу раздваиваются, от отца достались. Очень надеюсь, что взрослые поняли свои ошибки и стали к Андрейке лучше относиться.
– После гибели Аси Лена мальчика от себя вообще не отпускает, – брякнула я и замерла.
Очевидно, все мысли были написаны на моем лице, потому что Вероника Егоровна решительно произнесла:
– Господи! Конечно, нет! Андрей не способен на такое. Он любил Асю и никогда не нанес бы сестре вреда. В газетах много писали о том пожаре, он вспыхнул из-за проблем с электропроводкой. По малолетству Андрюша хотел изобразить из себя героя, но, став постарше, он бы подобное не совершил. Мальчик, еще разговаривая со мной, понял, что натворил. Я принесла из своей комнаты икону и заставила его на ней поклясться, что более он никогда не станет рисковать чужой жизнью. Извините, наверное, я ничем вам не помогла. Волос или каких-либо вещей Аси у меня нет.
– Это я должна просить у вас прощения за то, что отвлекла от дел, – возразила я, направляясь в прихожую. – Скажите, Юрий Иванович вас вот так просто рассчитал, и все? Тихо и мирно расстались? Он не угрожал вам?
Вероника Егоровна взяла костыль в другую руку.
– Сначала он рассвирепел, хотел мои вещи в окно вышвырнуть. Но его остановила Катя.
– Домработница? – удивилась я.
– Да, – кивнула Балкина. – Екатерина имеет огромное влияние на хозяев, она не простая прислуга, а как бы член семьи, к ее мнению прислушиваются. Не знаю, как сейчас, но раньше, когда я няней при Асе состояла, Катя все хозяйство твердой рукой вела. Елена Сергеевна на кухню даже не совалась. Екатерина сама решала, что домашние едят-пьют, следила за гардеробом Андрюши, покупала ему одежду. Хотите мой совет? Разговорите горничную, она в курсе всех проблем Малининых. Катя больше Андрейку любила. Нет, она прекрасно относилась к девочке, но мальчика обожала, и это бросалось в глаза.
Когда бывшая няня договаривала последние слова, в моем кармане затрещал мобильный. Я вынула трубку и увидела на экране слова «Никита Лавренев».
С экспертом я связалась, сев в машину. Сразу сказала ему:
– К сожалению, никаких вещей девочки не осталось. Но мне в голову пришла идея: Ася, как все маленькие дети, наблюдалась у педиатра. Если я найду ее историю болезни, то…
– Не надо, – перебил Лавренев. – Прядь не принадлежит ребенку Малининых. Волосы, представленные вами, взяты с головы Марины Бойко.
На секунду я оторопела, а потом начала сыпать вопросами:
– С чьей головы? Кто она такая, эта Марина?
Никита откашлялся.
– Мне запрещено давать рабочую информацию по телефону. Подъезжайте вечером в кафе «Синий фламинго», там и побеседуем.
– До вечера долго ждать, – возразила я.
– Не могу нарушать инструкцию, – отрезал Никита, чем до крайности обозлил меня.
– Полагаю, вам так же не разрешено использовать лабораторное оборудование в личных целях и брать левый гонорар. Сказав «а», следует произнести и «б». Выкладывайте, что выяснили, деньги вы получили сполна.
Никита издал смешок.
– Меня предупредили, что у вас крутой характер.
– Точно, – подтвердила я. – И его крутость в том, что, отдав энную сумму, я хочу получить взамен заранее оговоренную услугу. Начинайте.
Лавренев откашлялся.
– Хорошо. Марина Бойко, двадцать один год, блондинка, глаза голубые, рост метр восемьдесят, вес пятьдесят три килограмма, работала танцовщицей в клубе «Дансинг». Пропала пять лет назад. Проживала вместе с гражданским мужем Федором Скуковым, управляющим вышеупомянутого заведения. Его убили через четыре месяца после исчезновения Бойко.
– Как вы догадались, что принесенная мною прядь с головы Марины? – недоумевала я.
Лавренев чихнул прямо в трубку.
– Лаборатория существует при коммерческом объединении, которое занимается разными проблемами, в том числе и поиском пропавших. К нам обратились родители Бойко, они принесли образцы ДНК дочери.
– Зачем? – снова не поняла я.
– Не всегда найденное тело можно опознать визуально, – объяснил эксперт. – Если труп пролежал…
– Понятно, спасибо, – остановила я его.
– В нашей базе хранятся материалы по Бойко, – продолжал Лавренев. – Отец и мать девушки до сих пор надеются установить, что случилось с дочерью. Я просто прогнал результат исследования волос по базе, и выпало совпадение. Можно утверждать, что Эмма Глебовна Бойко и Марина Викторовна Бойко – мать и дочь.
– Так исчезнувшая жива? – воскликнула я.
– На этот вопрос ответа нет, – меланхолично произнес Лавренев.
Я решила заехать с другой стороны:
– А сколько лет волосам?
– Уточните вопрос, – попросил Никита. – Что вы имеете в виду: какое время они росли на голове или когда их срезали?
Я подпрыгнула на сиденье от нетерпения.