— Я и так вижу, — ответил Смыков, неохотно подходя к нему. — Ну и что?
— Это я у тебя хочу спросить — ну и что?
— Обыкновенная шишка, — Смыков прищурился, со всех сторон рассматривая мертвую голову. — Ты что, шишек никогда себе не набивал?
— Какая это шишка? Это рог! Глаза разуй! — нахмурился Зяблик.
— Рога парами растут. А где тогда второй? Нетути…
— Еще не вырос. Рога, как зубы, режутся. Могут сразу оба, а могут поодиночке.
— Вам, братец мой, аггелы за каждым кустом чудятся… Имелись бы настоящие рога, тогда бы и спора не было. А это ни то ни се.
— Какой из тебя следователь! — Зяблик скривился, как от зубной боли. — Никакого любопытства. Лишь бы с рук скорее сбыть. Вот подожди, нарвемся на аггелов, они нам этого мертвеца припомнят.
— Вот мы вас, такого любопытного, и оставим с ними объясняться, — ухмыльнулся Смыков. — Ну что, закончилась экспертиза?
— Закончилась… Хотя нет! — Зяблик, уже собравшийся забросить голову куда-нибудь подальше, вдруг передумал. — А ведь он в кольчуге был!
— С чего вы это взяли?
— А вот! — Из черной коросты, в которую успела превратиться запекшаяся кровь, Зяблик, морщась, выковырял что-то вроде обрывка цепи, составленной из круглых плоских звеньев. — Теперь будешь спорить?
— И в самом деле! — Смыков подбросил железные кольца на ладони. — Кольчуга… От воротника кусок остался… Это же какой удар был! Кстати, я такие кольчуги и на наших ребятах видел. Вот только не спросил, где они их берут.
— С мертвых аггелов снимают. Это я точно знаю… Ну, убедился?
— Я и без вас знаю, что аггелы здесь бывают, — пожал плечами Смыков. — Подумаешь, новость!
— Бывать — это одно. Счастье на земле, говорят, тоже бывает, да как его найти? А здесь конкретный случай. Аггелы где-то поблизости. Этого лопуха позавчера пришили, если еще не позже. Он или разведчиком был, или бдолах охранял. Его хватиться скоро должны, если уже не хватились.
— Пусть себе… Мы же здесь лагерем становиться не собираемся. Наберем бдолаха — и вперед. Если повезет, завтра в это время уже по Нейтральной зоне топать будем.
— Ты пойми, голова садовая, что наследили мы здесь! — Зяблик уже едва сдерживался. — Поле вытоптали, травы помяли, вон лапа твоя босая на земле отпечаталась. Найдут нас по следу, если вовремя погоню организуют. До самой Хохмы будут гнать, а может, и до Отчины. Чем отбиваться станем? Вот этим веником? — он встряхнул снопом бдолаха.
— Товарищ Цыпф! — Смыков поискал глазами Леву. — Тут ко мне какие-то претензии. Вы разберитесь, пожалуйста. Для чего вас главным выбирали?
— Я все слышал… — Лева нехотя освободился от Лилечкиных объятий. — Зяблик, я с тобой совершенно согласен. Но только ты, извини уж, прекращай каркать. А то запугал всех. Надо конструктивные предложения выдвигать, а не страшилки рассказывать.
— Конструктивное предложение хотите? Пожалуйста! — Зяблик мотнул головой, словно хотел забодать кого-то. — Жрем бдолах, а после на всех парах дуем в Нейтральную зону.
— Ты уже нажрался! — этих слов и этого тона Лева и сам от себя не ожидал, но положение обязывало. — Поэтому и деловой такой! Бдолах тебе не сало и даже не водка, чтобы его просто так жрать. Это наркотик, только особенный. Про то много раз говорено. Пока мысль о том, что спасение зависит только от скорости передвижения, до самых костей не дошла, бдолах не поможет, а, наоборот, навредит. У каждого в отдельности своя скрытая мечта прорежется, и будем мы как лебедь, рак и щука в той басне.
— Короче, начальник, куда ты клонишь? — набычился Зяблик. — Ты, значит, лебедь белый, Смыков — щука зубастая, а я рак поганый? Дохлятиной питаюсь и черт знает где зимую. Так?
— Только, ради Бога, не надо утрировать. — Цыпф уже и сам был не рад, что позволил втравить себя в этот дурацкий разговор. — Сами же меня начальником выбрали. А если не нравлюсь — все! Снимайте.
— Нет, ты командуй! — Зяблик смерил его презрительным взглядом. — Командуй, а мы посмотрим…
— Тогда немедленно выступаем в сторону Нейтральной зоны. Бдолах разрешаю употреблять только в крайнем случае, если погоня начнет наступать нам на пятки.
— Лева, я вот что хочу спросить, — Верка бесцеремонно отпихнула в сторону разобиженного Зяблика. — Куда это наш милый дружок, бывший Дон Бутадеус подевался?
— С ним мы скорее всего больше не увидимся, — твердо сказал Цыпф. — Поэтому прошу отныне полагаться только на собственные силы.
— Крысы бегут с корабля, — саркастически усмехнулся Смыков.
— Ты… это самое… не трожь его! — Зяблик погрозил пальцем. — Он мне жизнь спас… Да и тебе тоже… Хотя тебе и не стоило бы…
Три следовавших друг за другом ближайших ориентира они отыскали легко, по памяти. Но спустя пять или шесть часов Цыпф стал все чаще поглядывать на жилистую спину Толгая. К сожалению, быстрая ходьба с редкими передышками давала о себе знать — карта была уже порядочно подпорчена выступившей на коже испариной.
Зяблик всю дорогу демонстративно молчал. Получивший временную передышку Смыков незлобиво потешался над недавним испугом Лилечки.
— Разве вы в первый раз покойника увидели?
— Такого — в первый, — Лилечка передернулась от одного воспоминания.
— Жаль, не приходилось вам принимать участие в эксгумациях. Там и почище экземплярчики попадаются. Особенно если почва заболоченная… Как, по-вашему, какие части трупа дольше всего сохраняются в земле?
— Кости, наверное… волосы, — Лилечка отвечала через силу, но и отношений со Смыковым портить не хотела — он ей прямо какой-то трепет внушал.
— Кости и волосы само собой. Но самое интересное, что из мягких тканей более всего устойчивы к гниению глазные яблоки… Да-да, не удивляйтесь. На черепе уже ни кожи, ни мышц не осталось, а они себе лежат в глазницах, как два яичка.
— Вынимай и сразу в суп, — негромко сказала шагавшая последней Верка. — Смыков, ты думаешь, что это очень интересно?
— Но, скажу я вам, есть и более впечатляющие зрелища, — не обращая внимания на ее слова, с жаром продолжал Смыков. — Как вы думаете, какие?
— Утопленники? — выдавила из себя Лилечка.
— Ну что вы! Свежий утопленник как картинка. Обряжай и сразу в гроб клади. Самое неприятное, что мне доводилось видеть, — это жертвы железнодорожных происшествий. Народ у нас всегда несознательный был. На крышах ездили, на подножках, пути перебегали перед самым локомотивом. Ну и самоубийцы, конечно… Этих больше всего… Зря Лев Николаевич Толстой такую рекламу Анне Карениной сделал. Плохой пример заразителен. Уж лучше бы она, если так невтерпеж было, стрихнином отравилась… Ну так вот, был у меня в практике один эпизод. Шла ночью баба через пути, и зажало ей ногу автоматической стрелкой. Это похуже волчьего капкана. Ни туда ни сюда. А тут и грузовой поезд на полном ходу подлетел. Бабу эту, само собой, в клочья. То, что это баба была, а не мужик, мы по лифчику определили, который за костыль зацепился. Дело это, конечно, должна вести линейная милиция, но пока их дождешься… Вот и приходилось территориалам отдуваться. Только осмотр места происшествия закончили, по рации сообщение. Разбойное нападение совсем в другом конце района. Опергруппа сразу туда подалась, а меня возле трупа оставили. Ждал я, ждал, потом пошел звонить на переезд. Из милиции отвечают, что транспорта нет, добирайся, значит, до города своим ходом. Вместе с покойницей, естественно. Такие безобразия у нас сплошь и рядом практиковались. А электричка на ближайшем полустанке только два раза в сутки останавливается. Да и неудобно как-то с покойницей в электричку лезть, хоть эта покойница, так сказать, и находится в компактном состоянии. Хорошо, хоть дежурный по переезду душевным человеком оказался. А может, просто самогонку гнал и на этой почве милиции боялся. Угостил он меня чайком и посоветовал идти на шоссе, попутку ловить. Там от путей до шоссе всего с километр было. Взяли мы мешок, тачку, вилы…