Это бегство не могло длиться долго. В отличие от Эдема, в Будетляндии бегущий человек довольно быстро натруживал ноги и сбивал дыхание. Кроме того, здесь не было чистейших рек, утоляющих жажду, и всяких вкусных корешков, позволяющих приглушить голод. За целые сутки пребывания в этом мире никто из ватаги еще ни крошки во рту не держал, ни глоточка не пригубил. Правда, накурились вволю.
Первым не выдержал Зяблик, уже давно бросавший вокруг плотоядные взгляды.
— Эй, шеф! — обратился он к Эриксу. — А как у вас тут насчет общественного питания дела обстояли?
— Что вы имеете в виду? — Эрикс явно не улавливал суть вопроса.
— Да все то же самое. — Зяблик похлопал себя по животу (при этом забрякали торчащие у него за поясом пистолеты). — Кишки марш играют… Подкрепиться бы не мешало… Желательно устрицами с шампанским. Но на худой конец и водка с черной икрой сойдет.
— Ах да, извините… Я это как-то выпустил из виду. — У нефилимов, вероятно, были совсем другие взгляды на проблемы питания. — Сейчас что-нибудь придумаем.
— Думай, — великодушно разрешил Зяблик. — Забегаловок тут у вас много… Хотя уже кто-то успел их подломить.
Они перешли на шаг, что вызвало облегченные вздохи почти у всех, и, миновав еще пару кварталов, по знаку Эрикса свернули в какое-то заведение, расположенное на первом этаже дома-башни, куда более широкого вверху, чем внизу, что делало его похожим на стоящий торчком топор.
Судя по сверкающей никелем и красным деревом стойке, за которой располагались пыльные и потрескавшиеся зеркальные полки, тут когда-то был бар или закусочная. Вся передняя стена напрочь отсутствовала, и вовсе не потому, что ее разнесли вдребезги мародеры или уничтожил пожар. Ее просто никогда и не существовало, а зал от улицы отделяло что-то другое, бесследно исчезнувшее сразу после катастрофы — подсвеченные водяные струи, мерцающие, как полярное сияние, силовые поля или искусно воссозданный красочный мираж.
Внутри царил тот же разгром, что и в аналогичных заведениях Талашевска — все стеклянные предметы превращены в груды осколков, с кресел содрана обивка, стены размалеваны похабными рисунками, пол засыпан всем тем, что нельзя съесть или выпить, но можно растоптать и исковеркать. Для полноты картины не хватало только скелета бармена с подвязанной ради смеха челюстью и чинариком в зубах. Впрочем, учитывая разницу в техническом уровне Отчины и Будетляндии, вполне можно было предположить, что функции барменов здесь выполняли автоматы.
Не задерживаясь в зале, Эрикс двинулся в глубь здания, пока не уперся в глухую стену, расписанную неизвестными письменами так же густо, как погребальная камера фараона, и снабженную панелью с черно-белыми клавишами. Тщательно определив на этой степени одному ему известную точку, Эрикс нанес по ней такой сокрушительный удар секирой, что обсидиановое лезвие разлетелось вдребезги. Стена переломилась по ранее незаметному горизонтальному шву и после дополнительных усилий Эрикса, вцепившегося в ее нижнюю кромку, сложилась наподобие гармошки. За ней открылось помещение, сверкающее стерильной чистотой и до потолка заполненное штабелями запаянных в прозрачный пластик коробок. После этого Эрикс сделал рукой жест, означавший: пользуйтесь, мол, — и скромно отошел в сторону.
Тонкий на вид пластик оказался удивительно прочным, но против сабли Толгая все же устоять не смог. В первой коробке были тюбики с розовой пастой, вкусом напоминавшей творог, во второй — плоские хрустящие хлебцы, в третьей, которую вскрывали еще всей компанией, — что-то вроде томатного соуса. Затем все ударились в индивидуальный поиск, вместо сабли используя пистолетные протирки, осколки обсидиана и всякие прочие достаточно острые предметы. Попробовав что-то одно, сразу бросали и выискивали другое, более вкусное.
Эрикс, печально созерцавший эту картину, сказал:
— Мне показалось, что вы хотите утолить голод…
— А что мы делаем? — искренне удивилась Верка, перемазанная, как первоклассница, угодившая дежурить на школьную кухню. — Утоляем! Ты бы, зайчик, что-нибудь сладенького мне нашел.
— Вон, позади вас желтая коробка с красной надписью.
— Ты свои надписи сам читай… Я ни китайскому, ни арабскому не училась. Лучше помог бы открыть.
Эрикс голыми руками надорвал ящик и, ни на кого не глядя, удалился в разгромленный бар.
— Брезгует, — усмехнулся Смыков, дегустируя брикет прессованных орехов. — Культурного из себя строит… А еще вчера голым ходил, как макака.
— Потому он и хмурый, — констатировала Верка, хрустя вафлями в шоколаде. — Штаны в ширинке жмут.
— Какие же вы! — У Лилечки сделалось болезненное лицо. — Что мы, в самом деле, сыра или консервированной ветчины не пробовали?.. Накинулись, как звери. Неудобно даже…
Зяблик никакого участия в этих словопрениях не принимал, а сосредоточенно работал. Распарывая коробку за коробкой, он все дальше продвигался в глубь склада.
— Что ищем? — поинтересовался Цыпф, чьи гастрономические устремления ограничились пакетом сухариков.
— Да так, — неопределенно ответил Зяблик. — Сам еще не знаю…
— Зачем тогда все коробки подряд вскрывать? Поинтересуйтесь вон той зеленой.
— А что в ней? — насторожился Зяблик.
— Не знаю. Но, судя по надписи, содержание алкоголя в этом продукте составляет пять процентов.
— Слабовато… А покрепче ничего нет?
— Я что-то пока не вижу.
— Ну тогда я еще поищу, — буркнул Зяблик, принимаясь за очередную коробку.
Вернулся Эрикс и, прислонившись плечом к стене, стал молча наблюдать за энергичными действиями ватаги. В глазах его была печаль.
— Орешков не желаете? — осведомился Смыков.
— Нет.
— Зря… Очень питательные… С тех самых пор, что ли, остались? — Не получив ответа, он в знак уважения помотал головой, совсем как фарфоровый будда. — Умели же делать потомки! Что ни попробуешь, как будто вчера с пылу с жару!
— Им-то что… Все машины делали… А они только жрали, — подал голос Оська, предварительно убедившийся, что Зяблик его вряд ли услышит.
— Сначала нужно такие машины изобрести, — заступилась за потомков Лилечка.
— Думаешь, это просто?
Заметив, что Верка и Толгай набивают карманы всякими деликатесами, Эрикс наконец-то шевельнул скорбно поджатыми губами:
— Не надо ничего брать про запас. Такие хранилища встречаются здесь на каждом шагу. Никто не успел воспользоваться ими.
— Ай-я-яй, это же такое богатство пропадает! — не унимался Смыков. — Всю Отчину можно десять лет кормить!
Зяблик уже нашел что-то, любезное его душе, и сейчас из груды выпотрошенных коробок раздавались булькающие звуки и довольное фырканье.