– Кто они такие? – спросил он мужчину в черном.
– О ком это ты? – буркнул тот.
– Ну, люди, которых я буду развлекать.
– Приезжие профессора из колледжа. По специальности не археологи, но проявляют интерес. Надеюсь, вы разбираетесь в том, о чем будете им рассказывать?
– Естественно.
Неожиданно машина свернула с шоссе – причем, на взгляд Галло, слишком рано.
– Мы ведь собирались в город, не так ли?
– Да, только чуток погодя. Тут есть одна река. Много веков назад в результате наводнения она отделилась от главного потока. Фьюме Морто [2] – знаешь?
– Нет. – У Галло испортилось настроение. Эти мертвые реки обычно привлекают только отпетых диггеров. Сплошная грязь и тучи комарья. – Надо было заранее предупредить.
На него уставились темные стекла очков:
– А я слышал, вы толковый малый. Но за дополнительное неудобство я готов прибавить. Да и какая вам разница? Банальное туристическое шоу, много времени не займет. После мы сразу двинем в город. А там уж вы включите автопилот, точно?
– Угу, все вроде так, – откликнулся Галло, рассматривая плоскую долину унылой дельты Тибра. От безжизненной болотистой почвы так сильно несло химикатами, что у него запершило в горле. На дороге перед ними было пусто – ни повозки, ни машины, ни мотороллера. Взглянув на соседа, Галло еще раз удивился черным перчаткам. При такой-то жаре!
– А ты что-нибудь слышал о Тертуллиане?
Галло коротко хохотнул:
– Да уж! Душевный был парнишка, полный радости и света. Взять хотя бы его отношение к бабам, которых он называй ianua diaboli, или в переводе с латыни "вратами в ад" Думаю, феминистки от его слов просто свирепеют. Забавный был старикан.
Мужчина долго смотрел на Галло, и тот ощутил холод неподвижного взгляда, хотя и не мог увидеть глаза за темными стеклами очков.
– Я имел в виду другое высказывание.
– Какое именно?
– "Кровь мучеников питает древо церкви".
Галло в удивлении поднял брови. Похоже, его работодатель не так стар, как показалось сначала. По крайней мере движения у него были не менее легкими, чем у самого Джея Галло.
"Вот чертов туристический бизнес! – подумал Джей. – Но все-таки способ подработать". Упоминание о Тертуллиане направило его мысли в научно-историческое русло. Ему представилась редкая возможность блеснуть эрудицией перед знающим собеседником.
– Ох уж эти мне ранние христиане! Знаете, что меня больше всего удивляет? Из-за чего люди пошли за этой идеей? В чем главная причина? – выступил он для затравки.
– Вы имеете в виду, зачем Тертуллиан призывал людей к мученичеству?
– Да нет же! Почему сосунки-неофиты вообще приняли его слова всерьез? С какой стати они соглашались умирать за какую-то... идею?
Водитель задумался.
– А вы видели картину Караваджо в церкви Санта-Мария дель Пополо? "Распятие святого Петра"?
– Ага.
Галло знал этот храм как свои пять пальцев. Это была настоящая, пусть и небольшая, жемчужина среди римских культурно-исторических сокровищ. Часовня, расписанная Рафаэлем по заказу знаменитого рода Борджиа, была удачно расположена неподалеку от Корсо – улицы, где традиционно торгуют аляповатыми сувенирами, которые так любят туристы.
В памяти Галло мгновенно всплыло огромное полотно с изображением святого. Орудие казни удерживают трое ражих мужичков. Скорее всего их наняли в ближайшей таверне. А Петр пристально рассматривает свою левую ладонь, уже прибитую к кресту. Взгляд исполнен решимости и непостижимой для Галло гордости.
– Эта картина все объясняет очень наглядно. Палачи думают, будто казнят Петра, причем весьма жестоким способом. На самом деле чем выше они вздымают крест с мучеником, тем сильнее укрепляют церковные основы и возвышают христианскую идею. Петр это отлично понимает.
Галло лениво махнул рукой:
– Да, да. Он именно такой мученик...
– Более того, – продолжил мужчина в черном, – он купается в Божественном милосердии, буквально затапливающим все вокруг, включая его мучителей. Он умирает добровольно и по-настоящему счастлив, поскольку твердо верит, что его ждет вечная жизнь в Раю. Именно к такому преображению он жадно стремится. Он знает, что попадет на Небеса.
– Бред какой-то... – пробормотал Галло, тряхнув головой.
Темные очки уставились в пустоту перед собой.
Улыбнувшись, Галло вспомнил другую работу Караваджо. Историю, связанную с ней, особенно тепло принимали американцы.
– Тем не менее сам художник в эту чушь не верил. Вспомните, он придал свои черты отрубленной голове Голиафа, узнав, что его приговорили к смертной казни за убийство человека во время – вообразите, дружище, – игры в теннис. Он написал этот автопортрет, чтобы умилостивить папу римского и заслужить прощение. У него имелись веские причины не рассчитывать на спасение души. Он был уверен, что его ждут лишь могила и забвение.
– А вы образованный человек, – признал шофер, к полному удовлетворению Галло. – И что же дальше случилось с Караваджо?
– Его простили. Но очень скоро, возвращаясь из Рима домой, он умер. Вот такая ирония судьбы.
– Может, и так. Звучит правдоподобно. Вероятно, таким путем его настигло заслуженное возмездие.
Но Джей Галло уже не слушал.
– А вот вам еще одна гримаса судьбы. Тертуллиан никогда и не думал следовать собственному призыву. Он спокойно умер в своей постели, дожив до ста двух лет. В общем оказался законченным лицемером. – Вспомнив о ватиканских номерах на их машине, он поспешно добавил: – Разумеется, это не единственная чертовщина, которой так богата любая религия.
– Ты имеешь в виду историю Церкви?
– Да.
Они остановились на болотистом берегу Тибра, несущего в океан мутные ядовитые воды. Вокруг не было ни души. Вообще ничего не было. Все достойные посещения места находились километрах в двух отсюда. Галло вдруг захотелось попасть в какой-нибудь кабачок и выпить кружку пива, рюмку граппы или на худой конец чашку кофе. Его тошнило от вонючих химикатов, незримым облаком висевших в воздухе.
– Они скоро подойдут, – сказал мужчина в черном, словно прочитав сто мысли.
Джазовый альбом подошел к концу. Нажав кнопку, он извлек из проигрывателя компакт-диск и аккуратно поместил в специальный стеллаж рядом с приборной доской. Тщательность, с которой он это делал, показалась Галло неестественной – похоже, машина ему не принадлежала.
– Продолжим дискуссию, не возражаете? – предложил темный сосед. – Насчет Караваджо, полагаю, вы правы. У него были вполне реальные причины для страха. Тем не менее нельзя исключать, что он, или Тертуллиан, или любой из нас – вы или я – являются всего лишь проводниками Божьей воли. Вам не кажется, что так думает любой человек, даже неверующий?