Незнакомец спокойно посмотрел вокруг, как будто хотел спросить: "Правда? Так где же она?" Ник и сам понимал, что попал впросак. Полицейских поблизости не было, хотя они должны были сидеть за каждым кустом. Человек с окровавленным ножом сделал выпад вперед, и Ник отскочил в сторону и попытался перехватить его руку, но безуспешно. Только сейчас он сообразил, что сражаться с вооруженным безумцем, который к тому же сильнее его, не имеет смысла. Остается одно – бежать, гораздо быстрее, чем по Старой Аппиевой дороге. Надо во что бы то ни стало оторваться от преступника и позвать полицейских. Кроме того, нужно вызвать врача к истекающему кровью фоторепортеру.
Ник метнулся в сторону от тропинки, в самую гущу кустарника с острыми колючками. Пробежав несколько метров, он ощутил резкую боль в плече и рухнул, ударившись головой обо что-то твердое. К счастью, у Ника хватило сил дотянуться до плеча, из него торчал нож. Ник с трудом вытащил глубоко вонзившееся лезвие. Все тело пронизала острая боль, в его затуманенном сознании билась единственная мысль: бежать, пока его не настиг этот псих в клетчатой рубашке.
Ник вскочил на ноги, оглянулся на пустынный двор фермерского дома и увидел, что сквозь кусты к нему кто-то идет. "Иногда надо сражаться, а иногда – бежать", – пронеслась в голове упорная мысль. Послышались чьи-то шаги. Ник подумал, что у этого фанатика наверняка припасено еще какое-нибудь оружие. "Где же полицейские, черт бы их побрал? Где Лука Росси? Полицейский не должен умирать как какой-нибудь святой. В этом есть что-то непотребное, в высшей степени кощунственное!" – подумал он.
Ник ощутил слабость в ногах и с ужасом осознал, что теряет сознание. Несколько минут спустя он очнулся и услышал чьи-то голоса. Они становились все громче и громче. Вдруг из общего гомона вычленился один голос, который сразу же превратился в душераздирающий крик. Этот крик показался ему очень приятным и почти родным. Он лежал на спине, уставившись в почерневшее небо, и слушал; как кричит Сара. Она, похоже, молила Бога о милосердии, о том, чтобы он сохранил Нику жизнь.
Ночь Алисия Ваккарини провела на стуле в восьмиугольной комнате среди мертвой тишины. Только однажды с улицы донеслись голоса пьяной компании, возвращавшейся домой. Люди весело напевали, а Алисия тщетно пыталась вытолкнуть изо рта кляп и позвать их на помощь. Когда голоса стихли, она поняла, что теперь ей не на что надеяться и неоткуда ждать спасения. Она знала, что скоро Джино вернется и закончит свое гнусное дело. Этот псих вбил себе в голову чудовищную мысль, будто оказывает ей большую услугу, избавляет ее от греха. Он даже попросил прощения у нее, когда оказалось, что не может немедленно осуществить свой ужасный план. И нет никакой надежды подвигнуть его на милосердие, вызвать у него хоть каплю сочувствия. Он был одержим какой-то бредовой идеей и ни за что не хотел прислушаться к доводам Алисии. Просто чудо, что она до сих пор жива. Может быть, ей помог репортаж с места очередного убийства. Джино долго смотрел на экран телевизора, а потом выругался, извинился перед ней и оставил на какое-то время в покое. Что-то встревожило его и нарушило хорошо продуманный, заранее намеченный ход событий.
Она не знала, сколько времени пробыла в забытьи, проснулась, когда за окном забрезжил свет. Солнце проникало в комнату сквозь узкие окна, напоминавшие бойницы в средневековых замках. Алисии очень хотелось верить, что за пределами этой комнаты есть люди, что сюда может кто-то заглянуть, а по улице, несмотря на августовскую жару, ходят люди. Ведь это же Рим, в конце концов, а не какая-то глухая деревня. Она слышала, что город за окнами жил как всегда, и, стало быть, есть еще надежда на спасение. Скоро охранники откроют помещения в здании парламента, секретари принесут утреннюю почту, в близлежащих кафе и ресторанах появятся первые посетители. Она всегда заходила утром в одно из таких кафе, выпивала чашку кофе и просматривала свежие газеты. Владелец кафе и официанты не могут не обратить внимание на ее отсутствие. А если это останется незамеченным, то уж днем ее наверняка хватятся те, с кем обычно она общалась в это время суток. Тем более что как раз сегодня она должна быть на приеме в честь важных чиновников из Брюсселя. Все прекрасно знают, что Алисия Ваккарини никогда не пропускает подобные мероприятия.
Значит, к двум или по крайней мере к трем часам ее отсутствие на рабочем месте станет вопиющим. К ней на квартиру пошлют гонцов, обнаружат, что она не ночевала дома, и поднимут на ноги полицию, которая сразу же приступит к ее поиску.
Алисия тяжело вздохнула, не сумев убедить себя в том, что именно так все и произойдет. На самом деле она понимала, что на подобное развитие событий рассчитывать не приходится. Пока Алисию хватятся, этот сумасшедший вернется домой и прикончит ее.
Она посмотрела на пол, где лежал раскрытым альбом с фотографиями древних святых, и подумала, что святая покровительница всех музыкантов могла бы выглядеть и более счастливой. У Алисии тоже была рана на шее, но, слава Богу, только одна и не очень глубокая. Рана по-прежнему ныла, но кровь перестала течь сразу же после того, как Джино покинул комнату. Алисия закрыла глаза и попыталась вспомнить слова хотя бы одной охранительной молитвы; к сожалению, попытка не увенчалась успехом. "Раньше надо было молиться, а не тогда, когда к горлу приставили нож", – подумала Алисия.
Внизу послышались чьи-то шаги. Алисия встрепенулась от слабой надежды на спасение и – сникла. Это были твердые, тяжелые шаги человека, знающего, куда направить свои стопы. Она зажмурилась и стала дожидаться прихода мучителя.
Открыв глаза, Алисия увидела Джино Фоссе – он стоял перед ней, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. На нем была клетчатая рубашка, заляпанная грязью и разорванная до пупа. Джино явно пребывал в расстроенных чувствах. Более того, ей показалось, что он совсем рехнулся. Он лепетал какую-то несуразицу, часто поминал церковь и ругал на чем свет стоит мерзких продажных женщин. Алисия поняла, что он не намерен церемониться с ней.
Бессвязную речь прервал телефонный звонок. Джино снял трубку, долго и напряженно слушал собеседника, потом начал оправдываться. Раньше он казался Алисии самоуверенным и решительным, а сейчас она открыла в нем совершенно новые черты – покорность и страх. Она поняла, что ему сообщили плохие новости. Он нервно теребил телефонный шнур, опустив голову, робко убеждал кого-то, что не может сделать то, о чем его просят, что сейчас не в состоянии покинуть квартиру. Через минуту его лицо покрылось красными пятнами ярости, а руки задрожали от нервного напряжения. Алисия догадалась, что Джино подчинился приказу неведомого лица, и в этом увидела надежду на спасение.
Он швырнул телефонный аппарат вместе с трубкой на пол, выругался и стал пинать его ногами. Затем он заметался по комнате, как загнанный зверь, изрыгая проклятия в адрес звонившего человека. Потом начал срывать со стен фотографии и картины и принялся топтать их ногами.
"Кто-то узнал обо мне, – подумала Алисия. – Кто-то пытается меня спасти. Ох, если бы так!"
Он обошел стул и обеими руками поднял ее голову к потолку, к фотографиям женщин в жутких, безобразных позах. Алисия похолодела. Она уже видела эти снимки, но даже представить не могла, что с ней вот-вот произойдет нечто подобное. У женщин на черно-белых фотографиях мертвенно-безучастные лица, словно им было все равно, что с ними творится.