— Скербек не за этим увез Бирк-Ларсена. Выполняйте свой долг.
Он опять посмотрел на нее в зеркало:
— Мой долг — отвезти вас в управление и засадить в камеру. И вы не представляете, сколько удовольствия мне это доставит.
Лунд откинулась на жесткую спинку. Мимо уносилась черная ночь, вспыхивая огнями. Уносилось время.
Два копа из отдела убийств, типичные оперативники мужского пола. «Глок» постоянно висит у каждого на ремне, словно драгоценность, символ их мужественности.
Она посмотрела на приборную доску, потом опустила взгляд ниже. Свендсен был правшой. А вот второй — леворукий, судя по тому, что его кобура висела на левом бедре. И оба пистолета таким образом находились между копами, торчали рукоятками наружу, просили, чтобы их взяли.
— Я сначала вежливо попросила, — прошептала она.
— Уверен, что единственная свободная камера — самая дерьмовая, — начал Свендсен. — Как я вам сочувствую, и не передать…
Она потянулась вперед обеими руками. Откинула кожаные клапаны, схватила рукоятки, один пистолет бросила себе под ноги, на втором оттянула затворную раму, досылая патрон в патронник. И прижала дуло к бычьей шее Свендсена.
— Что за черт? — Он перепугался.
— Останови машину, — сказала она. — Сейчас же.
— Лунд…
Она убрала дуло от его шеи, выдвинула вперед и впервые в жизни выстрелила за пределами учебного полигона. Боковое стекло рассыпалось стеклянной крошкой. Машину занесло, и она заскользила по темной мокрой дороге.
Свендсен в ужасе жал на тормоз, а второй коп орал как резаный. Они остановились перед сувенирным магазином в здании из красного кирпича, с рождественской елкой и украшениями в витрине.
— Вон из машины, — сказала Лунд. — Оба. Встаньте перед витриной. И не злите меня.
Под ее пристальным взором они вылезли. Все так же не спуская с них глаз, Лунд с пистолетом в руке перебралась за руль. Затем развернула на широкой улице полицейский автомобиль без опознавательных знаков и поехала обратно в Вестербро.
Бюлов передумал покидать Хумлебю. Он стоял и смотрел, как люди Брикса искали наиболее логичный подход к обследованию развала, который образовался теперь в подвале. Два старших криминалиста в белых костюмах и шапочках опрыскивали поверхности в поисках следов крови. Брикс вместе с Янсеном стояли возле лестницы, не обращая внимания на язвительные замечания Бюлова.
— Работать непросто, — заметил один из экспертов. — Столько опилок и строительной пыли…
— Вы впустую тратите время и ресурсы полиции, — перебил его Бюлов. — Это преступление уже само по себе, Брикс.
Было решено обработать все люминолом. При контакте с кровью он станет ярко-желтым в свете ультрафиолетовых ламп, привезенных командой.
— Ну, нашли хоть что-нибудь? — поинтересовался Бюлов через несколько минут.
— Хм, нет, — осторожно ответил криминалист. — Но вообще-то, мы еще не начинали смотреть.
— Все ваши подчиненные такие остряки, Брикс? Скажите мне, честное слово, я хочу знать, — не успокаивался Бюлов.
— Нужно выключить свет, — сказал Янсен. Потом он впервые обратился к следователю прокураторы: — Не споткнитесь.
Подвал погрузился во тьму.
Два человека в белом взяли в руки длинные флуоресцентные трубки, которые вспыхнули синим светом, и стали водить ими вверх и вниз вдоль оголенных и обработанных люминолом стен.
— Я ничего не вижу, Брикс, — злорадствовал Бюлов, но потом ему пришлось отвлечься — у него зазвонил мобильный.
Криминалисты с лампами продвигались сантиметр за сантиметром.
— Ясно, — сказал Бюлов. — Еду. Найдите машину. Предупредите всех, что она вооружена. Действовать крайне осторожно.
Он закончил разговор и встал перед Бриксом и Янсеном:
— Ваша бывшая подчиненная только что похитила патрульную машину, угрожая огнестрельным оружием двум полицейским.
Брикс опешил:
— Что?
— Вы слышали. Я отстраняю вас от службы, Брикс. Вы с самого начала препятствовали разбирательству. Когда я закончу…
Один из криминалистов издал протяжный свист.
— Прошу внимания, — произнес голос посреди синего сияния.
Бюлов и Брикс, Янсен и люди в белом — все посмотрели на пол, где между двумя центральными досками проявлялись формы желтого цвета — лужицы, брызги, вытянутые пятна.
— И посмотрите сюда, пожалуйста, — сказал криминалист. — И тут еще.
На стене — желтый отпечаток ладони. Тонкие пальцы скребут штукатурку… Тени, оставленные растаявшим привидением.
Они проявлялись повсюду: полосы, точки, овалы…
Янсен оглядывал комнату.
— Она боролась здесь за свою жизнь, Брикс. Это было…
Бюлов застыл с открытым ртом. Брикс уже доставал телефон.
— Дежурного, — сказал он.
На посту частного крыла больницы находилась одна-единственная медсестра.
— Вы член семьи или друг? — спросила она, когда он сообщил, что желает видеть Поуля Бремера.
— Ни то ни другое.
— Тогда ничем не могу помочь, извините.
— Скажите ему, что пришел Хартманн. Он хотел меня видеть.
— Ему нужен покой.
Хартманн молча поставил локти на стойку поста.
Она зашла в одну из палат. Через некоторое время оттуда вышло четыре человека, среди которых Хартманн узнал жену и сестру Бремера. Обе плакали. Они быстро прошли по коридору мимо него и свернули в комнату ожидания.
Вернулась медсестра:
— Я прошу вас не волновать его. Если он почувствует себя плохо, вы должны сразу вызвать нас, у кровати есть кнопка. Мы только что перевели его в эту палату, и еще не вся аппаратура подключена.
— Конечно, — покивал Хартманн. — Как он вообще?
Она не сказала на это ни слова, молча отвела его в палату и ушла.
Над кроватью висела лампа. Бремер лежал на белой больничной простыне, в белой пижаме. В ноздрях прозрачные трубки носового катетера с кислородом, очков нет, подбородок не брит. В таком виде он казался моложе. Эта маленькая пустая комната будто сняла с него все заботы внешнего мира, сняла то бремя, которое лежало на Поуле Бремере каждый миг его рабочего дня.
Мэр Копенгагена поднял на него глаза, прищурился и издал слабый смешок.
— Во вторник я бы с легкостью победил тебя, Троэльс, — сказал он едва слышно. — Ты сам это знаешь.
Хартманн стоял рядом с капельницей, сунув руки в карманы.
— Может, еще победите.
— Нда…
— Послушайте, Поуль, может, вам лучше сейчас говорить с докторами. Или с семьей. Но не со мной.