— Решил поговорить с женой, как вы думаете? — поинтересовался Майер. — Или хочет заказать нам поощрительную пиццу?
Лунд уже снова с головой ушла в видеозаписи.
— Что? — оторвалась она.
— Я просто не понимаю. У нас такой прорыв в деле. А он не говорит ни слова и уходит кому-то звонить.
Она отмахнулась от дыма его сигареты:
— Я же просила не курить здесь.
— Раньше, пока не случилось все это дерьмо, я работал в маленьком городе на юге. Там никто не жаловался на дым.
— Тогда, может, вам лучше вернуться?
Майер как будто посмурнел.
— Не могу, — только и сказал он.
В кабинет решительно вошел Букард:
— Проверьте охрану — прошлое, алиби, график работы. Приведите того старика, который…
— Он этого не делал, — вставил Майер.
— Доложите мне обо всем, что найдете на охрану.
— Это не охранник, — сказала Лунд. — Там совсем не те люди, они не стали бы ухаживать за молодой девчонкой вроде Нанны, дарить подарки, которые ей и не снились…
— Займитесь охраной. О результатах доложите, — повторил Букард.
Она продолжала думать вслух, не могла бы остановиться, даже если бы захотела.
— Должно быть, он имеет более высокий социальный статус, чем Нанна. И при этом уверен в том, что ему все сойдет с рук, так как считает остальных людей существами низшего порядка. Мы…
— Это уже проверено, — перебил ее Букард.
— Что? — спросил Майер.
Лунд чуть не расхохоталась:
— Проверено? Кем? Это дело ведем мы. Если мы не проверили…
Букард взорвался:
— Если я говорю — что-то сделано, значит это сделано! А теперь займитесь наконец охраной. — И он решительно пошел прочь.
Лунд бросилась за ним, и следом Майер.
— Нет. Ты не говоришь всего, Букард. Кому ты звонил?
Он торопливо шагал к своему кабинету, не оборачиваясь.
— Вас не касается, кому я звонил, — сказал он на ходу.
— Стойте! Стойте! — Майер тоже разозлился. — Это бессмыслица какая-то.
Букард только повел плечом, не сбавляя шага.
— Я требую, чтобы ты объяснил, что происходит, — заявила Лунд.
Наконец он остановился. Широкая грудь тяжело вздымалась, на лице страдание.
— Пойдем со мной, — махнул он рукой.
Они оба двинулись к нему.
— Лунд, не вы! — рявкнул он Майеру.
Она посмотрела на замершего рядом Майера, постаралась улыбнуться. А потом пошла за Букардом, уже не обращая внимания на невразумительные жалобы за спиной.
Шеф вошел в первый попавшийся пустой кабинет и прикрыл дверь. Вот тогда она отбросила субординацию. Она знала его с первого года своей работы в полиции, училась у него, иногда ругалась с ним, бывала у него в гостях. И пока была замужем, они даже иногда играли в гольф двое на двое.
— Мне ты можешь сказать, — проговорила Лунд. — Дальше меня твои слова не пойдут, ты знаешь.
— Этому своему кретину, — он кивком указал на коридор за дверью, где они оставили Майера, — тоже можешь сказать, я не против.
— Майер нормальный парень, — сказала Лунд. — Он лучше, чем сам думает.
Шеф воздел руки и принял высокомерный вид, как всегда, когда отчитывал кого-то.
— Если я говорю, что мэрия ни при чем, — наставительно продекламировал он, — значит мэрия ни при чем.
Она недоверчиво склонила голову набок.
— Послушай, Сара, — перешел на человеческий тон Букард, — я не меньше твоего хочу, чтобы это дело было наконец раскрыто.
— Тогда почему ты связываешь мне руки?
Его задели эти слова.
— Я твой босс, и я решаю, что тебе делать. Все.
И он ушел.
Обиженный Майер хотел знать, что сказал Букард.
— Ничего, — коротко закрыла тему Лунд. — Как далеко мы смотрели, когда проверяли телефон Нанны?
— Не знаю. Наверное, дней семь-восемь. Там не было ни одного звонка из ратуши, только одноклассники да родители.
— Можете снова заняться этим? Только нужно проверить более ранние звонки.
Они услышали, что в их кабинете надрывается телефон. Она пошла ответить, Майер побежал за ней, воя на ходу:
— Так что сказал Букард? А, Лунд? Лунд!
Звонил какой-то радиожурналист. Просил прокомментировать ход расследования и кампанию Хартманна.
— Мы слышали, что внимание полиции вновь сконцентрировано на городской администрации, — сказал он. — Хотелось бы знать причины. Неужели Хартманн под подозрением?
— Кто вам такое сказал? — воскликнула Лунд.
— У нас есть источники.
— Тогда пусть ваши источники сами комментируют все, что вас интересует, — сказала она и сунула трубку Майеру.
— Что сказал Букард, Лунд?
Ее телефон пискнул — сообщение. Она прочитала, тут же схватила куртку и сумку, с растерянным видом посмотрела на Майера.
— Мне нужно уйти.
— Куда?
— Держите меня в курсе, — сказала она и ушла, а Майер остался отбиваться от радиожурналиста.
Она бросила машину на тротуаре перед вокзалом — с включенными фарами, незапертую, куртку забыла на водительском сиденье, помчалась вниз по лестнице в джинсах и черно-белом свитере.
Снова полил дождь, облака спрятали луну. В подземном переходе к вокзалу несколько человек пережидали непогоду да парочка пьянчуг разогревалась перед дракой.
Поезд на Стокгольм отходил через несколько минут. Ему предстояло ночное путешествие, начинавшееся с Эресуннского моста. Она тоже могла бы пересечь пролив. В любой момент. Если бы…
Только подумать: пять часов, и она в Стокгольме. В новой жизни с Бенгтом и Марком. Спокойная работа, другой мир.
Он стоял рядом с вагоном со стаканчиком кофе в руке. Левый локоть в гипсе, лицо еще все в синяках.
Лунд остановилась. Она вдруг поняла, что не знает, что говорить. Что сделать. Он пока не заметил ее, смотрел в сторону поезда. Она еще могла развернуться и уйти. Может, так было бы лучше?
Но вместо этого она приблизилась к нему, сказала в спину:
— Бенгт.
В обернувшемся к ней знакомом угловатом лице она прежде всего увидела боль — физическую и душевную.
Первое, с чего начинаешь, — это извинения. Всегда.
— У нас опять проблемы. Прости. Там было…
Ее глаза наливались слезами. Слова не складывались.