Я запрыгнул в кабину, с лязгом захлопнул дверь, отрезая песню во славу освободителя от Макумбы. Загремел двигатель. Винт стронулся с места, быстро набрал обороты и оторвал машину от земли. Нгвама бросились врассыпную и, отбежав, падали на колени и воздевали руки в мою сторону.
Я чувствовал себя божеством, уносящимся ввысь. Деревянный Юджин невозмутимо смотрел мне вслед.
Когда вертолёт взмыл над вершиной Купола-близнеца, в иллюминаторы ворвались яркие солнечные лучи и нежно ощупали моё лицо, будто спрашивая:
– Ну, как ты, Дима?
Я, зажмурившись на секунду, прислушался к себе и, широко раскрыв глаза, ответил вслух:
– Нормально. И на этот раз уцелел…
Пилот, думая, что я обращаюсь к нему, повернулся в кресле и протянул гарнитуру внутренней связи. Этот парень нравился мне гораздо больше прежнего, он приветлив и доброжелателен. Я надел наушники, закрепил на шее ларингофон.
– А где тот тип, который меня привез?
– Муаб взорвался, – печально сообщил вертолетчик. – Неосторожное обращение с гранатой. Его разорвало на куски. И разбросало по всему стрельбищу…
Гм… Вот оно как…
Некоторое время я сидел молча, пытаясь определить свое отношение к этому факту. И пришел к выводу, что наказание слишком жестокое. Максимум, что я хотел сделать, – это набить ему морду.
Через полчаса полета я открыл люк и, преодолевая воздушный поток, свист и грохот, сбросил брезентовый чехол на джунгли. Он стал гораздо легче. И немудрено: вместо маяка в нем кусок ствола пальмы. Пусть племя нгвама думает, что все свои вещи я забрал с собой. Пилот внимательно наблюдал через плечо за моими манипуляциями, но не возражал и ничего не спрашивал. Возможно, благодаря урокам, извлеченным из печальной судьбы своего предшественника.
На базе меня встречали Колосков и особист Индимов. При этом они тоже смотрели на скромного метеоролога Ковалева как на прилетевшее с небес божество. На миг даже создалось впечатление, что я вернулся в племя нгвама. Но оно быстро развеялось: густо пахнущий потом и перегаром Колосков принялся обниматься и сильно хлопать по плечам. Нгвама так себя не вели.
– Едрена корень! Ну, ты даешь, Виталя! Не съели? Это надо отметить! Тут за тобой персональный вертолет прислали… Но по бутылочке выпить успеем!
– Здорово, братан, давай поручкаемся! – отстранившись, я протягиваю ладонь, а в момент рукопожатия левой рукой хватаю за горячую, даже сквозь форменные брюки, мошонку.
– Попался, Моисей Израйлевич? – Я принудил себя громко захохотать. – Не зевай, а то без яиц останешься!
Опешивший Колосков болезненно морщится.
– Ты чего это? Дикарских штучек нахватался?
– Не бери в голову! Пальмовую водку пил? Удава копченого ел? Вот, бери, это все тебе! А это перегрузите на мой борт, я улетаю. Времени нет, извиняй!
Не оглядываясь на ошарашенного полковника, я пошёл к стоявшему неподалеку российскому вертолёту. Меня догнал Хамусум с моей сумкой. Потом он принес две тыквы с водкой, несколько огромных кусков мяса, связку рыбы и маленький термос со своим замечательным кофе, – это уже от себя лично. Я пожал ему руку и попрощался. Надо сказать, что в этой командировке аборигены относились ко мне очень прилично.
Через два часа я уже был в Луанде. Здесь мы очень душевно посидели с нашими летунами, обильно оросив встречу пальмовой водкой и осыпав экзотическими дарами джунглей.
– Ребята, а спутниковый телефон у вас есть? – расслабленно спросил я, когда застолье шло к концу.
– Есть, – кивнул аккуратный майор-вертолетчик, доставивший меня в столицу Анголы. – Только на счету денежек немного…
– Ничего, я коротко…
Юджин Уоллес, или как там его зовут по-настоящему, отозвался сразу.
– Ты поставил мне памятник? – в лоб спросил я.
– Ты где, Сергей? У тебя все в порядке?
– Да. Так ты поставил мне памятник?
– Какой памятник? – непонимающе засопел американский резидент.
– Тот, который обещал в Берлине. Помнишь?
– Гм… Помню, – во властном голосе послышалось недоумение. – Но это же я в переносном смысле…
– А я тебе поставил, хотя и не обещал! Целый народ будет несколько раз в день молиться Великому Юджину! И приносить ему дары!
Резидент вздохнул.
– Я вижу, что у тебя все в порядке. Ты весел и немного пьян, я помню тебя таким…
– Да, дружище. У меня действительно все в порядке. Спасибо. А насчет памятника я не шучу.
– Ты где?
– В безопасном месте.
– Я не об этом. Надеюсь, ты покинул зону моего обслуживания?
– Конечно, дружище. Я уже в Москве.
Уоллес вздохнул опять, на этот раз с облегчением.
– Так я точно не наболтал ничего лишнего тогда в Берлине?
– Совершенно точно, Юджин. Совершенно точно. Надеюсь, когда-нибудь увидимся!
Юджин хохотнул.
– Даже быстрей, чем ты думаешь. Скоро я приеду в Москву.
– Давай, дружище. Я тебя жду!
Вечером аэрофлотовский «Ту-154» понес меня домой.
Я оказался единственным пассажиром в салоне первого класса. Тишина, покой, комфорт. Статные светловолосые стюардессы могли участвовать в любом конкурсе красоты. Стильная, синяя форма подчёркивает прелести фигур. А запахи чистого тела и тонких духов… И нефритовые ворота, пусть даже и многократно распахивавшиеся, но не обезображенные варварским обрядом… Нет, я правильно сделал, что не остался у нгвама!
Хотя, возможно, неопределенное обещание вернуться придется выполнить. Через вполне определенный срок – семь лет. Именно таков период для регламентного обслуживания маяка. Лучше бы, конечно, послали кого-то другого, но это маловероятно. Посылают всегда того, кто лучше знает обстановку. Значит, меня. Но это еще будет не скоро, через целую вечность. Как там говорил Ходжа Насреддин? Или шах, или ишак, или я… Внезапно навалилась усталость, веки слипались.
Я откинулся на спинку широкого кресла, повернулся к иллюминатору и на фоне тёмно-синего неба увидел в стекле своё отражение. По какую-то из сторон границы сна я услышал голос вождя Твалы:
– Подумай! Кто тебя там ждёт?…
За 3 дня до дня «Ч». Москва.
Штаб-квартира СВР
Там ждала внутренняя контрразведка.
– Итак, вы нанесли татуировку, которая раскрывает место выполнения особо важного задания. С какой целью вы это сделали?
Лицо у подполковника Линцева узкое и костистое, прищур, как у снайпера, пронзительные голубые глаза прожигают насквозь. Вполне возможно, что такое восприятие вызвано его должностью и репутацией, но от этого мне не легче.